Богдан Хмельницкий
Шрифт:
стенами города в виду многочисленных жителей. Над ним несли герб его, абданк,
белый бунчук и два знамени: одно красное, другое белое с изображением Михаила
архангела, поражающего дракона. Тридцать знамен с гербами полков и частей
освобожденной Руси возвышались за ним посреди войска. Гродзицкий и офицеры его
вежливо прощались с гетманом; он приветливо кланялся2). Вслед затем, чрез два дня,
двинулось в путь н войско московское под командою Бутурлина.
Любовицкий,
поспешил к ним, но был схвачен козаками. Неизвестно, успел ли он отдать письмо
татарам и задержан ли был он на возвратном пути, или же козаки не допустили его до
хана; во всяком случае, кажется, этим он был обязан своему товарищу Грондскому,
потому что козаки, задержав Любовицкого, отпустили однако Грондского. И’рондский
прибежал к гетманам Потоцкому и Ляндскоронскому, которые собирали рассеянное
войско под Сендомиром, и наговорил, что сам был свидетелем, как посланец Яна
Казимира от имени короля просил Козаков помогать королю уничтожить вольность
Речи-Посполитой, чтоб самому сделаться неограниченным государем. Гетманы и
множество панов, слушая это, перешли к шведам 3). Любовицкого козаки повезли с
собою.
Русские войска пошли раздельно, по всему видно, по причине неудовольствия
между Бутурлиным и гетманом. Татары, находившиеся недалеко, воспользовались
этим; хан послал сильный отряд орды занять пространство, разделявшее союзные
войска, и перерезал сообщение между козаками и москвитянами, а другие татарские
отряды напали на тех и других. Сам хан атаковал Хмельницкого; козаки счастливо
отбили нападение, но москвитяне потеряли много убитых; в числе пленных был сын
Бутурлина. Хан однако не решился отваживаться на дальнейшую упорную борьбу,
потому что не надеялся на скорую помощь от Яна Казимира; он притом думал, что
более окажет услуги союзнику, если преклонит к нему Козаков. Известив
Хмельницкого о пленении сына Бутурлина, он предлагал выпустить его, если
Хмельницкий отпустит Любовицкого. Хмельницкий согласился. Бутурлин был
отпущен к отцу, а Любовицкий поехал к Яну Казимиру и).
Тогда Махмет-Гирей изъявил Хмельницкому желапие повидаться с ним. Взяв двух
мурз заложниками, гетман отправился к хану в ставку его близ Заложив 5). В шатре
Махмет-Гирей сидел на ковре, разостланном на земле; кругом него были придворные.
Хмельницкий приветствовал повелителя Крыма и поднес ему в подарок серебряный
позолоченый конский убор,
Рук. Арх. Иностр.
Plistor. belli cosac. polon., 266.
J) Ibid., 252.
5) Рукоп. польск. Арх. И. Д.
605
осыпанный драгоценными камнями; но хан бросил подарок на землю с видом
пренебрежения и закричал:
«Зачем соединился с москалями? Ты не искал их помощи тогда, когда при нашем
содействии, неблагодарный, сложил с себя ярмо рабства и ниспроверг польские силы,
столь страшные при Сигизмунде III и Владиславе, всем окрестным государствам,
особенно москалям, которые принуждены были избрать царем свопм Владислава!»
Гетман с твердостью выслушал этот крик, потом ИЗЛОЖИЛ хану историю войны и
представлял, что напрасно татары приписывают себе блестящие успехи Козаков и
освобождение Южной Руси.
«Правда,—говорил он,—выпросил я у покойного хана охотных татар; но под
Жовтыми-Водами и Корсуном была только небольшая орда Тугай-бея: не татары, а
козаки разбили польское войско и пленили двух гетманов; под Пилявою было только
четыре тысячи с Карач-мурзою, а я рассеял многочисленное войско и взял
бесчисленную добычу. Все это, конечно, сделали не татары! Под Збаражем хоть и
пришел хан, но с намерением причинить беду христианам, потому что Украина тогда
же потерпела разорение от орды. А если вы и помогли нам, то сколько выгод получили?
Не говорю о добыче польской, о пленниках, за которых вы получили выкуп; вспомните,
что теперь вам свободно моикно плавать по морю и по Днепру, а прежде никто не смел
пуститься на воду, страшась Козаков. Вы прежде хаживали в кожаных тулупах, а теперь
ходите в золототканных одеждах, — все это по милости Козаков. А чем вы заплатили
нам? Времени недостанет исчислять все ваши оскорбления и коварства; но я припомню
тебе их, чтоб ты не считал меня трусом пред тобою. Вспомни, как я под Берестечком
ополчился против трехсот тысяч королевского войска; два дня сражались козаки и
побеждали, бежали враги, умирали на поле знатные полководцы, но на третий день хан,
начальствовавший правым крылом войска в то время, когда наши начали одолевать
неприятеля, вдруг, без всякой причины, постыдно убежал с сражения; когда я хотел
остановить его и, оставя войско свое, молил возвратиться и не быть подобным
боязливой женщине, он задержал меня — и я погубил свое войско и в один день
уничтожил прежния мои победы! Такова-то ваша татарская приязнь! Чрез обман хана