Богдан Хмельницкий

Осипов Кирилл

Острое словцо, юмор, сарказм очень ценились в народе. Какая-нибудь неприглядная черта в человеке — лживость, неопрятность, суетливость — доставляла ее обладателю хлесткую, меткую кличку, переходившую и к следующим поколениям; недаром многие украинские дворяне имели еще в XIX веке фамилии вроде Тупу-Тупу Табун'eць-буланый.

Все слои населения отличались религиозностью и неминуемым в то время суеверием. Отовсюду шли богомольцы в Киево-Печерскую лавру посмотреть на мощи святой Елены и на цепь, которой дьявол бил святого Антония.

Кратко очерченные здесь особенности нравов были свойственны не только простому народу, но и козакам и обедневшим украинским дворянам, не владевшим крепостными [39] . Несмотря на гонения поляков,

на льстивые посулы ксендзов, на отступничество своего дворянства, украинский народ оставался верен своим стародавним традициям, заветам предков. Стремлению шляхты к пышности и мишуре он противопоставлял культ просторы, доходившей в козачестве до спартанства, быстро сменяющимся иноземным вкусам свои исконные обычаи. Не все в этих обычаях было хорошо. На многих из них лежала печать жестокости, невежества и суеверия. Но их самобытность указывала на то, что широкие массы хранят свою национальность и берегут все, что связано с нею.

39

Так называемые околичные шляхтичи, то есть проживавшие в собственных поместьях — околицах — и собственными силами, без крепостных ведшие там хозяйство. Околичные шляхтичи остались верны своей народности, а впоследствии сражались в армии Хмельницкого против поляков.

***

Широкие замыслы Дашковича и Вишневецкого-Байды заметно отразились на действиях козачества. Первоначальная обособленность, партизанщина, преследовавшая главным образом оборонительные цели, вскоре стали пройденным этапом. Козачество крепло, мужало. Вражда с татарами росла и ширилась. Татары учиняли все более свирепые набеги. Украинские женщины с детьми переполняли турецкие рынки; на море с каждой галеры неслось заунывное пение прикованных:

…Все у неволi проклятоi на каторзi турецькоi На Черниiм Mopi пробувають. Землю турецькую, вipy бусурьманськую проклинають. Ти, земле Турецька, ти, вipo бусурманська, Ти, разлуко християнська!

Польское регулярное войско почти не пыталось защищать Восточную Украину. Оно прикрывало Западную Галицию, Волынь, Подолье — густо заселенные и обжитые области. Но даже эта ограниченная задача оказалась не под силу польской армии.

Чего же было ждать в этих условиях населению степной Украины? Расчет был только на свою руку да на верную саблю. И боевой оплот Восточной Украины — козачество научилось отражать нападения врага и мстить ему за набеги. После очередного татарского набега, во время которого подвергалась нападению Сечь, запорожцы «посетили» Крым. Запорожский кошевой от'aман Иван Серко послал крымскому хану письмо, в котором, выражая мнение козаков, устанавливал непосредственную связь между этими двумя событиями: «Так и мы прикладом древних предков наших и братии мусилисьмо постаратись вит за вит вашей Ханской Мосци и всему Панству Крымскому свою зневагу и обиду поветовати и отмстити, но явно, а не тайно, по рыцарску и кавалерску, а не так, как вы с нами поступили, и бог, сердцеведец, при нашей правде лучше помог нам гостати в Панстве вашем Крымском, нежели вам около кучки нашей Сечевой».

Далее Серко подчеркивает, что козаки не напали бы на Крым, «есть ли бы з стороны вашей не подана была оказья и причина до войны и неприязни с нами, войском запорожским».

Перейдя к столь активной тактике, козаки стали все чаще снаряжать экспедиции, все чаще наносить удары. То и дело выплывала на Днепр флотилия козацких «чаек» либо по степи двигался конный отряд. Шли ночами, прячась в балках, как это делали татары; подобно татарам же, переходили реки: клали жердь поперек плота, привязывали к ней лошадей по одинаковому числу с обеих сторон, чтобы соблюсти равновесие, затем устанавливали на плоту вьюки и отплывали.

Не раз доходили до Перекопа и штурмовали его. Татары сильно укрепили Перекоп. Он был обнесен рвом в 20 футов ширины и 7 футов глубины, а также валом в 6 футов вышины. Но особенно охотно совершали нападения на город Кафу, куда свозился яссырь со всей

Руси и откуда закованные в цепи невольники отправлялись во все страны. В Кафе, где было 5 тысяч домов, содержалось, по исчислениям современников, всегда не менее 50 тысяч невольников. На главном рынке неумолчно звенела невольничья «канта» [40] ; владельцы галер, венецианские купцы, гаремные евнухи, турецкие и персидские торговцы расхаживали между грудами скованных русских невольников, только что пригнанных из родных сел или перепроданных из Козлова (Евпатории). Разрушить этот рынок, освободить отчаявшихся сородичей, а заодно и поживиться несметной добычей (в порту Кафы стояло до 700 судов) было мечтой каждого козака.

40

Канта— песня.

На эти морские походы Турция и Крым отвечали, помимо набегов, яростными нотами польскому правительству. В результате возникавших трений польские паны лишались рынка для экспорта, а это было для них куда чувствительнее, чем разорение лишней сотни украинских сел. И паны в самой резкой форме требовали от козаков прекращения их экспедиций.

С этим совпало обострение классовой борьбы. В 1592 году запорожский гетман Криштоф Косинский (польский шляхтич, но православного вероисповедания) поднял восстание и завладел Киевом. К запорожцам примкнули «хлопы», и скоро составилось большое войско. Косинский двинулся на Волынь и долгое время стоял в поместьях князя Острожского, чиня козацкий суд. В 1593 году польское правительство послало против него сильное войско. В битве у местечка Пятки Косинский потерпел поражение, а вскоре после того (в мае 1593 года) был убит.

Восстание Косинского очень встревожило панов.

В Польше получила решительный перевес та партия, которая требовала уничтожения козачества. Лучший польский полководец гетман Жолкевский (1547–1620) взял на себя выполнение этой задачи и стал во главе коронного войска.

В начале 1596 года он напал на козацкие отряды. После длительной, ожесточенной борьбы, исполненной самых драматических перипетий, козаки, которыми командовал гетман Наливайко, были окружены превосходящими их польскими силами под Лубнами, на Салонице. Наливайко избрал сильную позицию. Несколько польских атак было отбито. Но и вылазки козаков отбивались осаждающими. К тому же в лагере козаков, где было много женщин и детей, уходивших от карательной руки Жолкевского, начались эпидемии и голод. А тут от польского главнокомандующего прибыл парламентер с предложением сдачи на льготных условиях: козаки должны выдать главных вождей, пушки и награбленную добычу, после чего им будет дозволено беспрепятственно разойтись по домам.

В результате бурных прений большинство козаков высказалось за эти условия. Наливайко и еще несколько старш'uн были связаны и отправлены к Жолкевскому.

Тут разыгралась страшная сцена: нарушив условия сдачи, поляки набросились врасплох на козаков и почти всех их, не исключая женщин, перерубили. Лишь некоторая часть козаков, во главе с Кремпским, прорвалась сквозь ряды польского войска.

Что касается Наливайко, то его почти год продержали в Варшавской тюрьме, подвергая беспрестанным истязаниям и пыткам. В 1597 году он был публично казнен. Народная молва сохранила предание, что Наливайко был посажен на раскаленного железного коня, на голову его положили раскаленную железную корону и так замучили.

Разгром под Салоницей послужил сигналом к дальнейшим жестоким репрессиям. Особым королевским универсалом было предписано ловить и казнить всех «гультяев» и «без службы будучих»; запорожцев на Украину, «где бы ся выгребать хотели» [41] — не пускать и поступать с ними, как с неприятелями. Жолкевский не знал ни жалости, ни пощады.

— Вся Украина окозачилась, — заявил он, — полна изменников и шпионов… Если не обеспечить дальнейшего спокойствия, гадина вновь оживет.

41

Где бы ни пытались проплыть.