Боги должны уйти
Шрифт:
Лучше бы я провалилась вслед за факелом туда, в неведомый мрак подземного мира.
... На моих глазах жрецы вырвали сердце Несокрушимому Вождю.
Это сделал Саблезуб, чудовище, отныне вечный мой смертельный враг.
Он запустил грязную пятерню в разрез на груди моего отца и вытащил сердце. А потом, ликуя, поднял его над головой:
– Мы покорили Солнечную Долину. Вот сердце ее храброго вождя. Мы выпьем его кровь. Земля шоколадного края теперь наша!
Обнаженное сердце Несокрушимого клокотало в руках Саблезуба,
"Будь проклят мир кровавых богов!"
Сверкающая дуга взметнулась над жертвенным постаментом, и боевой топор отсек голову отца. Алый фонтан выкрасил Саблезуба с головы до ног. Убийца поднял двумя руками голову Несокрушимого и бросил вниз. Она покатилась по лестнице, обгоняя горячие струи.
Детки юмми, уродцы-воины, подставляли под струи бронзовые чаши и окунали ненасытные губки в горячую кровь... живую, мою, которая взывала об отмщении. Они купали пальцы в чаше и с блаженством облизывали их, громко причмокивая и смеясь. Они лакали жизнь Несокрушимого, как звери, красили кровью рожи и чертили пальцами на груди друг друга замысловатые знаки.
Один из этих перепачканных кровью мальчиков вручил моей сестре кровавую чашу. Я успела выбить ее из рук Маленькой Лилии, ударила по окровавленным губам.
– Сестра, это кровь нашего отца. Моя и твоя.
Чаша взлетела над толпой, опрокинулась. Маленькая Лилия громко закричала. Воины Саблезуба рванулись на крик. Началась драка, мой топорик слепо отвешивал удары направо и налево, кто-то завыл, схватившись руками за расколотый череп, посыпались дождем пальцы, взметнулись горячие фонтаны крови.
Я шипела и рычала, топорик долго свирепствовал в моих руках, пока не затих под ногами взбешенной толпы. Стражники не знали, что делать со мной. Кто-то наступил на горло, пытаясь раздавить, кто-то оттаскивал от моего тела обезумевших жрецов, которые дико верещали, требуя для Убийцы Верховного Жреца немедленной смерти.
– 44-
Очнулась я на каменном полу. Лиановые цепи врезались в лодыжки, руки были связаны высоко над головой. Базальтовые стены плавно перетекали в купол, сквозь узкую щель пробился яркий луч. Я заметила поперек луча сплетенную паутину, в которой металась пойманная колибри. Она трясла слипшимися малиновыми крыльями, острый клювик силился разорвать невидимые путы. Все зря... Птицеед, пристально следящий за пленницей, был на чеку, и стоило крошке освободить крылья, он заново опутывал отчаянное тельце клеем слюны.
Раздался шум легких ног.
Маленькая Лилия!
Она присела рядом со мной, держа в руках кувшин и губку. Сестра оттерла кровь с моего лица.
– Глаз заплыл, - сказала она.
– Но не вытек. Зрение вернется, но тебя ждет лютая смерть. Ты убила Длинноголового.
– Я не различала, била по топорам.
– Длинноголовый рванулся тебя защитить, а ты всадила топор ему в лоб.
– Зачем я ему нужна?
– Не скажу. Это страшно.
– Говори, Маленькая Лилия. Говори, как сказала бы матери.
– Ладно. Только пообещай, что не будешь плакать от страха... Слез твоих не переживу.
– Говори, не тяни.
– Проклятый Саблезубый Кролик сказал жрецам, что сделает из твоей лунной кожи магическую рубашку. Он наденет ее в праздник Богини Земледелия и станет неуязвим для стрел и копий.
Мое сердце выскочило из груди и мелкой мышью заметалось по углам в поиске темной норки.
Сделает из моей кожи защитный панцирь! Я знала об этом обычае. Оцинвалы переняли его у омельгонов, которые перед боем рядились в хрустящую дубленую кожу, содранную с дочерей своих заклятых врагов. По их поверью, наряды, пропитанные девичьим страхом, отвращают от цели вражеские стрелы.
Об этих панцирях старались не говорить. Но каждый знал, что в них помещают живую душу. Сначала изверги наносят кислотой змеиного кактуса на кожу пленницы боевую татуировку, потом ждут, когда она зарубцуется. Как только знаки доблести проступят и закрепятся, кожу сдирают, но хозяйке не позволяют умереть. Тело смазывают специальным каучуковым бальзамом из серебряной глины. Высохшая глина замуровывала несчастную внутри кувшина. Пока девушка была жива, панцирь из ее кожи предохранял воина от ранений.
Омельгоны верят, что душа красивой женщины находится в коже. Чем больше страдает тело, тем надежнее оболочка. Для большей прочности глиняные коконы с живыми девушками внутри медленно поджаривают на углях.
– Саблезуб не тронул тебя только благодаря этой ране, - Маленькая Лилия погладила пальцем опухший надрез над лопаткой.
– Он сказал, что снимет с тебя рубашку, когда затянется порез. Дырявая броня бесполезна.
– Клянусь, он не прикоснется к моему телу!
– Ты не сможешь сопротивляться.
– Разруби мои путы.
– Я пыталась - не получилось. Видишь стражника у входа? Ему велено следить за нами. С ножом в темницу не пропустят. Дозволили принести лишь несколько лепешек и целебную мазь. Рана у тебя глубокая, до кости. Не бойся, как только зарастет, мы ее снова разбередим. А сейчас поешь, - с этими словами сестра впихнула мне в рот медовую лепешку.
– Не выплевывай... Что-нибудь придумаем. Пока рана глубокая, ты в безопасности. Выпей настойку из маккао - боль пройдет. Ну, поешь что-нибудь.
– Не хочу. Убери.
Лакомство полетело на пол.
– Разжуй хотя бы кусочек.
Я подобрала под себя ноги. На полу появились муравьи. Они облепили медовые крошки. Глаза Маленькой Лилии разгорелись. Она вытащила из одежды припрятанное угощение, втянула носом аромат, зажмурилась от удовольствия:
– Это медовый шоколад в горшочке. Вкусно. Но тебе не дам, не проси. У меня есть план. Смажем веревки медом, накормим муравьев - и будешь свободна.
Маленькая Лилия незаметно для стражи густо смазала сиропом узлы на руках и ногах.