Боги Гринвича
Шрифт:
– Держись меня, и Париж будет твоим.
– Как это, Кимосаби? – навострила уши Рейчел.
Через пять минут она все поняла: риски, возможности, преобладающие рыночные условия. Ей казалось странным, что люди могут зарабатывать деньги на росте или падении акций. Время не лезть на рожон и сосредоточиться на новой цели, некоем Конраде Барнсе из Бронксвилля. Рейчел все еще пыталась разобраться в новых интонациях Кимосаби, любопытном сочетании умелого проталкивания «товара» и необузданной ярости.
«Могу
– Сай, вы не надумали насчет Гончаровой?
Сигги говорил о картине Натальи Гончаровой. Русская художница, родилась в 1881-м и умерла в 1962-м. Арт-дилер рассчитывал, что его самый крупный клиент оценит ее склонность к кубизму.
– Честно говоря, нет, – ответил Лизер. – Слишком много работы. Знаете, как это бывает.
– Прекрасно понимаю. Не хочу давить на вас.
– Ничего-ничего, – заверил Лизер. – Сколько мы уже пляшем вокруг этой темы?
– Два месяца. Но всё в порядке.
– Нет, уже пора решать.
– Все в порядке, – повторил Сигги.
Лизер прищурился, накручивая на палец прядь длинных черных волос. В голосе исландца звучали какие-то нотки. Отчаяние? Или возможность? Сай что-то засек, но не понимал, что именно.
– Ваш продавец возьмет три миллиона?
– Наследники стоят на четырех.
– Наследники? О чем вы?
– Я уже сказал лишнее.
– Мне вы можете сказать, – настаивал Лизер; ему показалось, что арт-дилер нервничает.
– Глава семьи был моим хорошим другом. Он переворачивается в гробу, глядя, как наследники разделяют его коллекцию.
– Это всего лишь бизнес.
– Это наследие человеческой жизни, – возразил Сигги, – которое не ценят его дети. Они хотят сбросить Гончарову. От этого мне становится тошно.
– Почему же они не возьмут три? – спросил Лизер, не обращая внимания на тошноту Сигги.
– Потому что картиной интересуется еще кое-кто.
Сигги откинулся на спинку стула. Он подождал, пока влажный океанский бриз Рейкьявика не задует в открытые окна, поднимая пыль в крошечном офисе его галереи. А потом забросил удочку с наживкой на крупную рыбу.
– Кое-кто может предложить четыре миллиона, а то и больше, – зевнул Сигги, его голос чуть дрогнул. – Может, даже пять.
– А если я через пять минут переведу вам четыре миллиона? – спросил Сай.
– Тогда Гончарова ваша.
– Думаете, я смогу перепродать ее другому покупателю?
– С вероятностью восемьдесят процентов, – ответил Сигги, изучая свои ногти.
– Люблю быстрые деньги.
– Эта картина идеально подходит к коллекции того парня.
– Я возьму ее, – сказал Лизер, – при одном условии.
Энтузиазм Сигги пошел на спад,
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу опцион с правом продажи. У вас есть год, чтобы перепродать Гончарову с прибылью для меня. В противном случае вы выкупаете картину обратно за четыре миллиона.
– И зачем это мне?
– Комиссионные. Сначала, когда вы продадите картину мне, а потом – когда перепродадите другому покупателю.
Арт-дилер надолго замер. Молчание в телефонной трубке становилось темнее и мрачнее исландских ночей.
– Сигги, вы здесь?
– Я думаю.
– Ничего страшного, если вы не решитесь на такой вариант, – заметил Лизер, помахивая приманкой. – Опцион на четыре миллиона – куча денег для кого угодно.
– Я все еще думаю.
– Забавная штука. Когда дело доходит до денег, в центре внимания оказывается всё.
– Хорошо, Сай. Мы договорились.
Олавюр вскочил на ноги, едва его троюродный брат повесил трубку. Он обежал стол арт-дилера и хлопнул его по спине:
– Сигги, это было красиво. Тебе нужно выступать на сцене. Да ладно сцена, почему бы тебе не пойти работать к нам в «Хафнарбанки»?
– Мило с твоей стороны, брат… Видишь ту картинку?
Сигги указал на причудливый рисунок, изображавший зеленую коленопреклоненную фигуру. Толстый живот выпячен, поза вызывающая, агрессивная; локти сбоку, тонкие ручки спрятаны за жирной спиной. У фигуры отсутствовала голова. Только шлейф серого дыма выше шеи.
– Вижу.
– Вот так я сейчас себя чувствую – обезглавленным.
– Да ты смеешься! У нас превосходный план.
– У тебя, – поправил Олавюра Сигги. – Думаешь, катарец заплатит за Гончарову пять миллионов?
– Мы уже договорились.
– Надеюсь, ты прав. У меня нет четырех миллионов долларов.
– Брат, забудь. Катарцы надежны, как скала. А ты великолепен.
– Да я ничего не делал, – ответил Сигги, немного успокоившись от похвал брата. – Сделку структурировал Сай.
– Это свойство финансистов, – сказал Олавюр. – Мы всегда говорим людям, что им делать. Даже за едой.
– За едой? При чем тут еда?
– Сайрус Лизер только что рассказал нам, как запихать свои яйца себе же в глотку.
Глава 22
– Нам нужно поговорить.
– Я ненавижу это выражение, – зарычал Лизер на Сигги. – Неужели вы не можете сказать: «Я бы хотел обсудить с вами одну идею»? Или спросить, есть ли у меня пара минут? Или придумать что-нибудь еще, только не эту чертову фразу?