Боги и влюбленные

Джефферс Пол

Луция беспокоило мое задумчивое молчание.

— Ты думаешь о побеге, Ликиск? — шепотом спросил он, и его детский голос сломался.

— Я думаю о лодках у берега, — ответил я.

— Те, что ходят между островом и материком, — кивнул он. — Я бы легко мог на такой грести.

— Охранников не так уж много, — продолжил я, — а в полдень их еще меньше, потому что в это время они обедают. Но нет дня, который годится для смерти, Луций.

— Я хочу домой, — сказал он, едва не плача.

И тогда я решился.

— Возможно, мы умрем, Луций, — предупредил я.

Отважный мальчик отмел мои

сомнения.

— Нас уже поймали за нарушением правил, и с минуты на минуту Калигула может вернуться сюда с солдатами.

— У меня нет другого плана, кроме лодок, — вздохнул я.

— Боги нам помогут.

Я хмыкнул, к этому времени хорошо зная привычки богов, а потом улыбнулся и взъерошил его волосы.

— Знаю, что ты любишь ходить голышом, но если мы собираемся бежать, лучше найди себе соответствующую одежду.

Он выбрал желтую тунику, однако я вспомнил Витурия и попросил его взять зеленую.

— Она подходит к твоим глазам.

Сейчас я думал не об опасности. Я думал о любви: той, что видел в глазах Луция, приобретавшей форму почитания героев и говорившей о доверии (новом для меня ощущении, поскольку это было доверие ко мне, а не мое доверие к другим); о любви, которую я испытывал к Марку Либеру — непоколебимой, постоянной, уверенной и бесстрашной; о любви к моим родителям, которых я знал лишь по рассказам; о любви к Прокулу, Ликасу, Палласу, Друзилле и девушкам-кухаркам; о любви к Гаю Абенадару — о самой разной любви. На Капри не было ничего похожего на нее.

От моего дома до лестницы было всего несколько шагов, но казалось, прошли часы, прежде чем мы достигли первой ступени. Мы ненадолго замерли, разлядывая длинную изогнутую каменную лестницу, местами столь крутую, что она походила на вертикаль. Нам не было видно дальше первых двадцати или тридцати ступеней, поскольку лестница скрывалась за скальным выступом. Далеко внизу раздавался глухой рокот бьющихся о скалы волн. Вздохнув, я сделал первый шаг, затем второй, третий, четвертый… Слыша, как у меня за спиной шуршат по камням ноги Луция, я начал спускаться быстрее — настолько, насколько это было безопасно, потому что в нескольких дюймах от края ступеней начиналась вертикальная пропасть.

Мы спускались, с трудом удерживая равновесие дрожащими руками, упирающимися в каменную стену справа, и старались не думать о том, что по левую сторону от нас скала круто обрывается вниз. Мы застыли у скального выступа, где ступеньки поворачивали и исчезали из поля зрения. Задержав дыхание, мы прислушались к любым доносившимся снизу звукам. И любым, могущим возникнуть за спиной.

Продолжив путь, мы завернули за скалу и осмотрели еще несколько сотен футов лестницы до следующего выступа и поворота. Спуск был свободен, и новый поворот означал, что пройдена почти половина.

Луций сжал мой локоть.

— Пока все в порядке!

Обретя большую уверенность, мы быстро преодолели расстояние до следующего поворота и остановились, вслушиваясь в идущие снизу звуки. Быстро глянув назад, мы убедились, что нас никто не преследует. Отлично.

С этого момента ступеньки огибали скалу и потрепанные ветром деревья, извиваясь между ними, словно змея, и не позволяя четко видеть то, что находилось спереди и сзади, внизу и наверху. Мы преодолевали

не больше нескольких ступеней за раз, а потом останавливались и прислушивались, однако не слышали ничего, кроме ветра, шелестящей листвы и волн, разбивающихся о камни (которые теперь звучали гораздо громче).

Наконец, мы оценили свои шансы, скорчившись за каменным уступом. С одной стороны, нам пока везло, с другой — нет. Отсюда мы видели одного солдата, но на пристани было только две маленькие лодки, причем на самом дальнем конце длинного, узкого причала. Нам предстояло преодолеть широкое пространство песчаного пляжа, а затем пробежать по причалу, открытому сидевшим в доме стражникам.

Скучающий охранник ходил по одному и тому же маршруту, начиная путь от угла дома. («Оттуда он не сможет увидеть причал», шепотом сказал я Луцию). От дома он шел по песку и был виден со ступеней и причала. («Нам надо бежать, когда он повернется к домику, и добраться до лодки быстрее, чем он до него дойдет», прошептал я).

Мы спустились ниже и вновь остановились, на этот раз настолько близко от проходящего охранника, что могли сосчитать волосы на его руке. Я заметил свисающий с бедра меч. Охранник был уже немолод и слегка полноват, что, как я надеялся, не позволит ему быстро бежать, если он нас заметит. К тому же, бегать по песку ему будет еще сложнее. (Впрочем, как и нам с Луцием).

Мы ждали, когда солдат сделает круг. Как мы и предполагали, он следовал по тропе, замеченной нами со ступеней, настолько верный своей привычке, что часто ставил ноги на собственные следы. Когда он развернулся и направился к месту, откуда не мог увидеть пляж и причал, я быстро кивнул, давая Луцию сигнал.

Перепрыгнув последние ступени и мягко приземлившись, я пустился бежать; ноги поднимались медленно, борясь с сопротивлением горячего песка. Мигая, чтобы сбить стекающие на глаза капли пота, я видел перед собой деревянный причал и покачивающиеся в самом его конце лодки. За спиной раздавалось тяжелое дыхание Луция и мягкий шорох его ног по песку.

В следующую секунду до моих ушей донесся самый страшный звук, какой когда-либо мне доводилось слышать. Резкий окрик солдата-охранника.

— Эй! Вы двое! Стоять! Стоять!

Когда мои ноги коснулись деревянного причала, я услышал Луция:

— Ликиск… он… нас… заметил! Беги! Беги!

Мои сандалии застучали по деревянной пристани. Длинные доски легко пружинили. С каждым следующим вдохом усиливалась боль в груди. Голос солдата превратился в целый хор:

— Эй, вы! Стоять! Держите их! Убегают!

Голоса были далеко, и я бежал изо всех сил, полагаясь на свои сильные и преданные ноги, с каждым шагом приближаясь к концу причала. Ветер в ушах превратился в голос Марка Либера: «Бег — лучшее упражнение, Ликиск». Я бежал что есть сил. «Он наделяет тебя сердцем льва и ногами газели». Доски причала прогибались под ударами ног. «Любой хороший солдат должен отлично бегать». Ветер в ушах почти заглушил голоса наших преследователей. С трудом втягивая душный воздух, я подбежал к маленьким лодкам. «Враг не отрежет тебе уши, если ты обгонишь ублюдка!»