Боги и влюбленные
Шрифт:
И все же я выбрал одного мальчика, за которым начал наблюдать, понимая, впрочем, что могу делать это только на расстоянии.
Витурий назвал мне его имя — Луций.
— Отец его кому-то продал, а тот человек отдал его Цезарю. Он здесь примерно год, чуть меньше меня.
— Сколько ему лет? — поинтересовался я.
— Около четырнадцати.
— У него еще есть время, прежде чем его бросят с утеса, — пробормотал я.
— Он красавчик, ничего не скажешь.
— Вроде он не так меня боится, как остальные.
— Почему ты так считаешь?
—
— Может, тебе стоит с ним поговорить? Может, он больше стесняется, чем боится?
Юноша жил с четырьмя другими довольно обыкновенными мальчиками. Их домик был вдали от моего; между ними стояло три других постройки. Витурий находился в этом просторном доме, когда туда зашел Цезарь и принял участие в представлении четырех его обитателей. Четверка его удовлетворила, сообщил Витурий, но изобретать сюжет они не стали, просто выполняя инструкции Тиберия.
— Ты прав относительно Луция, Ликиск. Он из них самый лучший. В нем есть красота, хотя и простонародная.
В его голосе я заметил некоторую ревность.
Луций был одарен игривой красотой, проявляющейся, когда мальчик постепенно превращается в юношу: тело начинает крепчать, тонкие мальчишеские руки меняют форму, становясь мускулистыми, грудь округляется, соски начинают выпирать, словно дерзкие почки, плечи становятся шире, в паху растут волосы, на щеках появляется пушок. Волосы Луция были черными. О цвете его глаз я мог лишь догадываться и выбрал зеленый. Пока что он не вытянулся, хотя стопы и ладони намекали на будущий высокий рост, являясь слишком большими для его в остальном идеальной симметрии. Он не испытывал стыда и практически постоянно ходил голым, что, как я подозревал, было его способом продемонстрировать то, что скоро он превратится из ребенка в юношу. Но самым привлекательным в Луции была быстрая, легкая улыбка, которую он не прятал, если замечал мой взгляд.
Возможно, он действительно был застенчив, как говорил Витурий. Он явно знал о моем интересе к нему. Когда наши глаза встречались, он отворачивался.
Наконец, расстроенный и охваченный нетерпением, я дождался, чтобы он взглянул на меня с безопасного расстояния, и помахал ему рукой. Потом импульсивно поднес руку к губам и послал ему воздушный поцелуй. Уже собираясь повернуться, он вздрогнул (словно его кто-то ударил), а потом расплылся в улыбке, смущенно приложил к губам кончики пальцев и вернул поцелуй.
Мы не поговорили ни в этот, ни на следующий день. Но на третий день, прогуливаясь у края утесов, я услышал за спиной шаги. В ужасе повернувшись и приготовившись сражаться, если кто-то собирается меня столкнуть, я увидел Луция с таким же перепуганным лицом.
— Я не хотел тебя напугать, — извинился он. Как обычно, он был без одежды.
— Ты напугал, — резко произнес я. — Ты ведь знаешь об этих скалах.
Кивнув, он поглядел вниз.
— У меня о них кошмары.
Засмеявшись, я ответил:
— У меня тоже.
— Меня зовут…
— Луций, я знаю.
— А ты Ликиск.
Усмехнувшись,
— Мы многое друг о друге знаем!
— Говорят, ты любимчик Цезаря, — сказал он с уважением.
— Вчера — любимчик, сегодня — корм для рыб, — ответил я, и он рассмеялся. — Я был прав насчет твоих глаз, — продолжил я. — Догадался, что они зеленые. У такого, как ты, просто должны быть зеленые глаза. И замечательная улыбка.
— А твои глаза голубые. Я на это надеялся.
— Польщен, что тебе не все равно.
— Мне далеко не все равно, Ликиск.
— Тогда для меня это действительно честь.
— Кажется, я в тебя влюбился.
Я засмеялся, но тут же объяснил причину своего веселья:
— Я смеюсь, потому что мы с Витурием решили, будто ты очень стеснительный. Но ты, оказывается, совсем не такой. Напротив, ты очень прямолинеен!
— У тебя есть кто-нибудь, в кого ты сейчас влюблен?
Даже если здесь был бы кто-то, кого я любил, я бы ему не признался. Он так надеялся, что у меня никого нет. И разумеется, я не мог рассказать ему о Марке Либере.
— Нет, никого.
Как я и ожидал, Луций широко и довольно улыбнулся.
Я с радостью обнял его и поцеловал, но мы тут же отстранились друг от друга. По тропинке кто-то шел.
— Я к тебе сегодня загляну, — пообещал Луций.
Я медлил, зная об опасности, но все же не смог возразить, глядя в такие глаза.
— Хорошо, но будь осторожен.
Когда мы расстались, он отправился домой с безошибочной беспечностью влюбленного мальчишки.
Возвращаясь к себе, я хотел рассказать Витурию о своем новом друге.
Но у порога меня ожидал преторианец.
XIV
Немолодого воина звали Бланд, и это был дружелюбный охранник, хотя служака до мозга костей. Как и остальные преторианцы, он знал, что я у Цезаря на особом счету, однако с равной вежливостью относился ко всем живущим здесь мальчикам и девочкам. У него были приятные манеры, но плохие новости.
— Витурий пытался сегодня сбежать. Ты должен пойти со мной.
Я в ужасе спросил:
— Куда?
— За тобой послал Калигула.
Это было странно. Я ожидал, что меня доставят самому Цезарю, всегда присутствовавшему при наказаниях, уверенный — мне предстоит именно оно. Витурий наверняка признался, что я просил взять меня с собой. Признался не потому, что был из тех, кто впутывает в свои дела окружающих ради собственного спасения. Спасти себя ему было не суждено. Это пытки перед смертью заставили Витурия выложить информацию, независимо от его стремления ее скрыть.
Резиденция наследника Цезаря располагалась на небольшом расстоянии от просторного дома Тиберия. Дом Калигулы был меньше, но столь же комфортным и уютным. Умеренный образ жизни, который вел росший в армии Калигула, был перенесен на Капри, обретя, впрочем, более величественное воплощение.