Боги мёртвого мира
Шрифт:
– Уверен.
Он тоже сел и провел рукой по ее колену. То, что он скажет дальше, понравится сестре еще меньше.
– Он попросил меня достать одурманивающий яд.
– Что? Зачем?
– Не знаю. Но просьбу его выполню. Пока это наша единственная надежда.
– Если монахи узнают о твоих затеях с запрещенными веществами, тебя выгонят из гимназии. Ты подумал об этом? Не слишком радужная перспектива для наследника богатейшей семьи Химпейка.
– Никто не узнает. Я все продумал. Честно.
Нова сурово глядела на него, насупив брови. Берт поцеловал
– А если отец узнает? Что если он не захочет иметь такого внука? Он никогда не признает наши отношения.
– Отец не вечен. Когда-нибудь старик отбросит копыта и нам с тобой уже ничто не помешает. Нужно только всеми силами оттягивать момент вступления в брак. Будем отваживать всех его кандидатов.
Нова рассмеялась, поняла, что слишком громко, и прикрыла рот ладонью.
– Какой ты добрый, а главное, любящий сын, – с сарказмом заметила она.
– Он любит меня ровно так же, как и я его.
– Скорее бы уже сдох этот старый козел.
Келл сидел во дворе монастыря на краю неработающего фонтана, мраморный бассейн которого давно зарос мхом. В назначенном месте в назначенное время. Последние несколько дней учебы давались ему с великим трудом. Чего только стоило держать себя в руках при виде монахов. Он ненавидел их лютой ненавистью. Он спал и видел, как совершает свою месть. Келл перестал обедать с монахами, как делал на протяжении вот уже почти пятнадцати лет, и старался не покидать свою комнату без необходимости. Пил много монастырского вина и часто думал о Селестии-Инмори. Он очень хотел с ней увидеться.
Берт подошел сбоку и хлопнул его по плечу.
– Хэй, чего такой замученный? – Он беззаботно шлепнулся рядом. – У тебя такой вид, будто ты пил не просыхая все это время.
Келл нахмурился еще больше.
– А ты поставь себя на мое место.
– Ладно, приятель, мне тоже нелегко приходится. Но вот что я тебе скажу: пить – это искусство. Учись у мастера, – он указал на себя большим пальцем. – За утро я прикончил полбутылки вина, а по мне и не скажешь.
Келлгар смерил его злобным взглядом, что совершенно не вязалось с его по-юношески кроткой физиономией.
– Но есть и хорошие новости, – Берт раскрыл принесенную с собой тетрадь, а Келл раскрыл свою. Вместе они делали вид, что сверяют конспекты – обычное дело для гимназистов. – Я принес то, что ты просил.
– Замечательно. Сделаем все сегодня же. Сил моих больше нет терпеть это место и этих людей.
– Еще раз обращусь к твоему рассудку, если он, конечно, остался: ты отдаешь себе отчет в своих действиях? Понимаешь, какие могут быть последствия? Еще не поздно одуматься и попытаться простить их.
– Эти люди убили мою семью. – Келл еле-еле держал себя в руках, лицо исказила ярость. – Изнасиловали и убили мою мать. О каком прощении может быть речь?
– А с виду и не скажешь, что эти милые старички способны на такие зверства.
– Они все лжецы и лицемеры. Мир станет гораздо лучше без них.
– Ну, раз ты непреклонен
Мимо фонтана прошла группа студентов. Никто из них вроде бы не обратил внимания на двоих парней, но Келл счел за лучшее подождать, пока они удалятся на достаточное расстояние.
– Перед вечерней трапезой я отвлеку дежурных по кухне, а ты насыпешь в еду порошок. Монахи поужинают, разойдутся по кельям. Какое время действия у твоего яда?
– Он начинает действовать примерно через полчаса, когда попадает в кровь. У людей затуманивается сознание, но на какие-то минимальные действия они способны. Эффект проходит через два-три часа.
– Хорошо. Через час после ужина я всех их зарублю в своих же кроватях, как они когда-то убили жителей деревни. А потом спалю к хренам собачьим этот чертов монастырь.
Берт несколько секунд молчал, переваривая услышанное. Его глаза полезли на лоб.
– Стоп, ты хочешь, чтобы я это сделал? Может, лучше я отвлеку, а ты насыпешь?
– Нет. Тебя не должны видеть в монастыре после занятий. – Келл раздраженно цокнул. – Честное слово, как малому ребенку все объяснять нужно. Это же твоя репутация, как ты сам не поймешь!
Берт состроил недовольную гримасу.
– Так, может, ты сам и отвлечешь, и насыпешь? А я после занятий домой свалю, чтоб не светиться. Репутация же.
– Нет, мне нужно, чтобы ты был здесь. Если что-то пойдет не так, сделаешь вид, что бьешь меня, и вытащишь отсюда.
Берт что-то недовольно пробурчал, но вслух сказал:
– Ладно. У тебя хотя бы оружие есть?
– Возьму из оружейной после вечерней трапезы.
Прозвонил колокол, возвещающий о скором начале занятий. Парни поднялись со своих мест.
– Встретимся на этом же месте после занятий
Берт кивнул и хмуро побрел к гимназическому корпусу. Он не хотел убивать монахов, хоть косвенно, хоть по-настоящему, ведь конкретно ему они ничего плохого не сделали. Он их недолюбливал – и только. Особенно жаль брата Анри, он относился к Берту так, как мог бы относиться родной отец. Берт печально вздохнул: чего не сделаешь ради любви.
Келлгар нес в трапезную ящик вина. И в коридорах, и в самом помещении было пусто, только на кухне заканчивали последние приготовления повар и его помощник – один из юных послушников на дежурстве. Келл двинулся мимо рядов длинных столов, еще не накрытых к трапезе. Столы и лавки не отличались особым изяществом, как и остальные предметы мебели монастыря: монахи ценили простоту, ведь сознательный отказ от земных благ есть путь к просветлению. Он приветливо улыбнулся повару, который выглянул в зал через смотровое окно. И вдруг поскользнулся на полу и с громкими потоками отборной ругани грохнулся на спину, а бутылки из ящика полетели сверху. На такой невообразимый грохот из кухни выбежали повар с помощником. Келл с закрытыми глазами валялся в луже красного вина, вокруг ковром рассыпались острые осколки и тут же лежали чудом уцелевшие бутылки, коих, однако, осталось меньшинство.