Боги, пиво и дурак. Том 8
Шрифт:
Я вздохнул.
Конечно, отправиться в резиденцию было очень соблазнительно. Забиться в тихое место, уронить свои кости на какую-нибудь постель и спать. А еще лучше — дождаться завершения официального мероприятия и отправиться пить с друзьями, расспросить их подробно обо всем…
Но не мог же я бросить бедного голого Оракула в одиночестве! И потом, прежде чем появляться перед друзьями и королем, мне нужно было задать пару вопросов своему всеведущему спутнику — по поводу живности, непредсказуемо и по собственному усмотрению вылезающей из моей груди.
— Я бы с радостью,
Схватив за локоть совершенно поникшего Оракула, я потащил его прочь из сиятельного круга. Нахмурившийся Дис дернулся в мою сторону, собираясь остановить, но Альба строго качнул головой, возвращая князя на свое место.
— Завтра, не позже шести часов вечера, — сказал он. — Быть обязательно.
— Понял, — отозвался я. И, обернувшись на прощание, не удержался от улыбки: — Все-таки волосы вам очень к лицу, ваше величество.
На губах Альбы на мгновение проступила юношеская, озорная полуулыбка. Он даже взглянул на свои руки — видимо, вспоминая порезы от кухонного ножа и заготовки проклятого лука. Но тут же взял себя в руки и снова стал величественным и прекрасным.
— Иди уже, — полушепотом проговорил король, и мы вместе с Оракулом прошмыгнули сквозь строй расступившейся охраны и смешались с толпой.
Вскоре шумная и людная площадь осталась позади. Мы с Оракулом топали мимо окутанных ночным сумраком домов, слыша звуки своих шагов. Навстречу время от времени попадались припозднившиеся к началу официального мероприятия горожане. При виде нас они недоумевающе хмурились и ускоряли шаг. В самом деле, что это вообще значит? Как мы смели уходить прочь оттуда, куда они еще даже не успели добежать?
Оракула трясло. Он судорожно кутался в плащ, то и дело бормоча себе под нос: «Унижение», «Какое же это унижение!..»
— Да хватит тебе уже причитать, — проговорил я, покосившись на него.
— Тебе легко говорить, — отозвался он. — Ты хотя бы одет!
Так вот в чем дело? Даже не в пережитом эпизоде, а всего-то в портках?
— Ну, уж эту-то проблему я тебе решить помогу.
— Интересно, как? Купить сейчас негде, торговцы все на площади… — заупокойным голосом принялся рассказывать мне Оракул. — И это ужас… Ужас. Ни с чем не сравнимый кошмар. Ты знаешь такой кошмар? Когда все вокруг одеты, а ты — голый.
Я вздохнул.
Да, тут нужно было действовать быстро, пока мой аутичный приятель окончательно не впал в пучину отчаяния.
Я осмотрелся по сторонам. И, резко свернув с дороги, подошел к большому двухэтажному дому с кружевной лепниной вокруг окон.
Горестное повествование Оракула прервалось.
— Ты что… — изумленно проговорил он, и тут же перебил сам себя. — Ах вот оно что!..
Не обращая на него внимания, я забарабанил кулаком в дверь.
— Эй, есть кто дома?
Дома никого не оказалось.
Я снова окинул взглядом улицу. Как и ожидалось, вся стража сейчас стояла на площади в начищенных доспехах. Какая удача!
Приложившись плечом к двери, я с легкостью вышиб хилый замок и вошел внутрь.
Далеко идти, к счастью, не пришлось. Прямо
— Вот и все решение твоей проблемы, — протянул я Оракулу свою добычу, которая при свете фонарей оказалась рабочей одеждой пекаря.
— Ты опять изменил ход событий, — проговорил тот, глядя на меня с таким выражением лица, будто я представлял собой какую-то изысканную физиологическую патологию, а он сам был доктором. — На ровном месте, без серьезных причин.
— Это хорошо или плохо?
— Даже не знаю. Я пока не разобрался…
Тут издалека донеслись возбужденные мужские голоса, и я утащил Оракула в тень промеж домов.
— Одевайся быстрее и пошли отсюда, — прошептал я.
— Ты знаешь, чем определяется характер человека? — сказал Оракул, натягивая мешковатые штаны.
— Тем, насколько он может повлиять на окружающую среду?
— Интересное мнение. Но нет, вовсе не этим…
Он сунул ноги в сапоги, сбросил плащ и надел белую плотную куртку, повисшую на нем, как на вешалке.
— Человек определяется жертвой, — сказал Оракул, закатывая длинные рукава. — Вернее, тем, ради чего он готов пожертвовать всем остальным.
— Плащ не забудь, — подсказал я.
— А?
— Говорю, плащ надень. Чтобы твой неуместный наряд не по размеру в глаза не бросался.
Он послушно набросил на плечи воинский плащ, и мы бесцельно двинулись по дороге дальше. Теплый ветер шелестел листвой, тусклые фонари желтыми пятнами светились в темноте, отсвечивая в гладких булыжниках мостовой, отполированной множеством ботинок и башмаков. Из аккуратно подстриженных кустов вокруг жилых домов доносился умиротворяющий стрекот сверчков.
— Существует всего две категории людей. — продолжал между тем Оракул. Он наконец-то перестал трястись, как осиновый лист на ветру, и был теперь настроен на философский лад. — Это муравьи и фигуры. Муравьи ведут полубессознательную жизнь, подчиненную бытовым потребностям и сезонным периодам. Период роста, период брачной активности, размножения, заботы о потомстве, накопления запасов и период угасания. Они действуют согласно природной схеме и не способны ее нарушить, потому что не в состоянии осознать. Фигуры же прекрасно осознают себя и строят свою жизнь зачастую вопреки любым природным схемам, согласно своей главной ценности.
— Например? — спросил я, с наслаждением вдыхая ночной воздух.
— Существует всего четыре типажа фигур мужского пола. Первый — это слуга, или рыцарь. Люди, способные пожертвовать всем ради служения — богу, королю, отечеству. Чему угодно, что они сами считают куда большей ценностью, нежели собственное благополучие. Это истинные воины, жрецы, целители и все такое. Второй типаж — любовник. Тот, кто способен потерять и бога, и своего короля, и отечество если на карту поставлена жизнь и благополучие любимой женщины. Третий — это король. На самом деле довольно редкий, но очень яркий тип личности. Он готов отдать все ради себя самого. Высшей ценностью такой человек видит себя и свой статус.