Боги в изгнании (с илл.)
Шрифт:
«Я принял решение перейти в вечные. Власть передам… — Линг помедлил, наблюдая за выражением лица Ворха, — достойному. Утром советовался с бывшими Предводителями Верховного Гильорта. Мнения разделились, но большинство высказалось за тебя. Можешь рассчитывать на нашу помощь».
«Благодарю вас», — выдохнул Ворх с облегчением. Получить поддержку экс-Предводителей значило многое, если не все. Это верная гарантия, что выберут, а точнее, назначат Предводителем Верховного Гильорта его, Ворха.
«Должен предупредить тебя, помощь была обещана и Даберу».
Ворх вскинул удивленный взгляд и застыл, так ничего и не понимая: почему?
«Пойми
«Наверное, я не буду оригинален, — ответил Ворх после минутного сосредоточения, — но я бы продолжал нынешнюю политику Верховного Гильорта. Колонизация космоса перспективная, но не первоочередная задача. Нам есть над чем поработать здесь, на Кселене. Прежде всего-подавить назревший бунт. Я был в Габаре, все видел своими глазами». «Знаю. Продолжай». «Ужесточить режим исполнения указаний Нового Порядка. Никаких свобод!
Всех под надзор, под контроль».
«Существует закон природы: отбирая, надо давать. Что ты дашь им взамен
отнятого?»
«Религию».
Линг посмотрел на Ворха удивленно и заинтересованно. Поерзал в кресле.
«Но… с религией давно покончено. Неужели еще кто-то верит?…»
«Да, и я этим воспользуюсь. Рабы верят в переселение «я», в то, что в новой. жизни они станут кселензами. Пусть так и будет: им — жизнь будущая, нам настоящая».
«Кажется, я не ошибся в тебе, Ворх, — кивнул Линг удовлетворенно, — ты получишь нашу поддержку. Но Дабер так просто не уступит тебе власть, борьба
у вас будет жестокая».
«Уже идет. Он покушался на мою жизнь», — заметил Ворх как бы между прочим, но Линг никак не отреагировал на его жалобу.
«Тебе будет нужен верный пособник, Ворх. Принеси вон то, — показал взглядом Линг на лакированную коробку, стоящую на шкафчике возле стены, и, когда Ворх принес, сказал: — Здесь Баук Барри-коварного. Его полк и сам он стоят корпуса фаронов. Правда, методы их несколько старомодны, но положиться
на них можно. Открой».
Ворх открыл коробку, и с крышки упал ему на руку Баук, вцепился в нее ножками контактов. Мелькнула мысль тряхнуть рукой, чтобы сбросить его, но Ворх не смог этого сделать и бессмысленно смотрел на темно-фиолетовый панцирь Баука, на то, как золоченые ножки все глубже погружались в его, Ворха, тело. Ворх почувствовал ко всему безразличие. И вдруг произнес слова, совершенно к нему не относящиеся, достигающие его сознания как бы из другой жизни: «Долго же ты держал меня на том свете. Линг, это не по правилам. Мы завоевали тебе вечность, а ты обеспечь нам жизнь в свое правление. Иначе зачем
ты нужен нам здесь!»
«Успокойся, Барри, — сказал Линг, поморщась. — И не внедряйся, это не тот.
Стража, ввести!»
Дверь распахнулась, и два фарона ввели в галерею упирающегося инжера — крупного, крепкого парня. Узнав Предводителя Верховного Гильорта, инжер пал на колени, взмолился: «Предводитель, я хороший наладчик. За что меня лишают
жизни?!
«Почему не зондирован?» — невозмутимо спросил Линг у фаронов.
Фароны потянулись за парализаторами. Инжер воспользовался моментом, вырвался и с криком «убийца!» кинулся к Лингу. Неведомо почему Ворх бросился навстречу парню. Тот увернулся, и Ворх, скользнув по его шее рукой, повалился под ноги фаронов, «Убьет! Что будет?!» — промелькнули в голове страшные мысли. Ворх оттолкнул упавших на него фаронов, со страхом глянул в ту сторону, где сидел Линг, приготовился к самому страшному, но увидел, что Предводитель Верховного Гильорта с прежней невозмутимостью сидел, развалясь в кресле, а рядом с ним стоял инжер, воинственно уперев руки в бока и прирученно склонив голову с затуманившимися глазами. На шее у инжера фиолетовым нарывом темнел Баук, перескочивший с руки Ворха.
«Так вот как это бывает», — удивился Ворх, поднимаясь с пола. О принципе подчинения тела Бауком он, разумеется, знал, и все же был крайне поражен силой его воздействия на организм, только испытав это на себе.
«Вон отсюда! Вон, трухлявые мешки!» — погнал из галереи фаронов Барри — Баук. Затем он согнул руки, любуясь бицепсами, похлопал себя по плоско животу, попрыгал на месте и рассмеялся. — Вот это подарок, достоин Правителя! Не то, что прошлый хлюпик. С таким телом я проживу еще добро тридцать лет, а?!»
Инжера больше не было — стоял, любуясь собой, кселенз Барри-Баук, самонадеянный и по праву гордый победитель. Не торопясь, с медлительной основательностью он перенес Баук с шеи на голову, уместил на темени и опять возрадовался, поигрывая мышцами.
«Приятная минута возвращения к жизни. Скоро и ты ее познаешь, Линг, — заверил Барри-Баук, уловив, с каким восхищением наблюдает за ним Предводитель. — Обед будет? Ты специально его не кормил? Так шевели слуг».
Обед принесли в галерею. Несколько баянн попытались прислуживать столом, но Барри-Баук прогнал их. Сбросив крышку, он потянул носом, восхищенно вдыхая запах, затем прямо руками вытащил тушку птицы, разломил ее. «С дымком! Я чувствую запах дыма. О наши добрые старые времена!»
Он наслаждался каждым куском, не смущаясь, что перемазал себе лица и руки, оставлял жирные отпечатки пальцев на тончайшей, изысканного изготовления посуде. Ворх приложил усилие, чтобы не подумать: как все по-животному грубо. Он взял мундштук и, откинувшись на спинку кресла, снимал с подстава курения скаракосты дымные шары. Линг тоже не ел, но очень внимательно! следил, как поглощает обед Барри-Баук, раздумывая: раб ест — понятно, он голодный и никогда не ел такой пищи, а какое при этом получает удовольствие! Баук?
«О! Несказанное. Я вновь обрел тело. Самое страшное — мысль без тела, без возможности обрести свободу движений, действий. Существовать без тела — казнь. Когда-нибудь Бауки взбунтуются и покорят вас, если вы не можетеобеспечить нас носителями из низших каст. Я уже проверял такую возможность и все были согласны — учти, Линг».
«Учти, Ворх», — добавил Линг.
«Претендент?» — спросил Барри-Баук.
«Расскажи ему об экл-Т-троне».
Барри- Баук, наконец-то, отвалился от стола и, полуулегшись в кресле, принял поданный Ворхом мундштук с подрагивающим дымным шаром скарокосты блаженно затянулся. Глаза его носителя оставались мутными и пустыми свидетельствуя о полной парализации воли раба Бауком, зато воспроизводимые картины прошлого были ярки и красочны.