Боги выбирают сильных
Шрифт:
Задумщики дьявольской интриги в открытую заявляют нам, что среди членов княжеских семей могут отыскаться изменники Истинной Веры!
Вчера — моя дочь, candidior puella cycno [24] , сегодня — я, а завтра?..
Кто завтра, сестры и братья? Стерпим ли мы такое?!
Я спрашиваю вас, коллеги: чему готовы вы поверить больше — тому, что среди нас могут найтись изменники Священной Веры или тому, что мои враги пошли на провокацию, чтобы сгубить меня?
Вверяю вам мою судьбу, братья и сестры. Мою судьбу — и вашу! Решайте же. И знайте: я добровольно не уйду от вас, ибо не чувствую себя виновным. Я не могу уйти — я нужен Родине и вам.
24
«Девушка
Ибо, если я уйду, правительство совсем закусит удила и будет безнаказанно позорить государство, не считаясь ни с честью великокняжеских родов, ни с нравственностью, ни с законом.
Как патриот державы я не могу покинуть вас, коллеги, — но если вы сочтете, что я виновен, вручите мне остраку сами, и пусть последствия падут на вашу совесть!
Я требую открытого голосования Сената.
Dixi [25] .
Глава тридцатая,
в которой верная подруга министра колоний входит в кабинет министра мандатором, а выходит оттуда прокуратором
25
«Я все сказал» (лат.)
Поздним вечером в приемной имперского министра колоний было мало посетителей. Остались самые стойкие, те, кому было назначено придти и кто надеялся дождаться министра, хотя бы ради этого и придется просидеть в приемной до полуночи. Все знали, что София Юстина, когда это необходимо для дела, работает и ночью.
Среди ожидающих министра была женщина в черном фланелевом платье до щиколоток и больших роговых очках с зеркальными стеклами.
Она сидела за небольшим столом и читала газеты. Читала она быстро и при этом умудрялась еще что-то писать, причем референту министра было заметно, что женщина в зеркальных очках пишет еще быстрее, нежели читает, и пишет «вслепую», не глядя в тетрадь. Так минул час, другой, третий… Посетители уходили, отчаявшись дождаться министра; наконец в приемной остались только референт, посол из Дагомеи (по мотивам высокой дипломатии его нарочно заставляли ждать) и эта женщина. Министерский референт все чаще поглядывал на нее, сначала с вожделением, поскольку женщина была в его вкусе, затем с удивлением, наконец, после третьего часа ожидания его удивление сменилось профессиональной ревностью: референт дорого бы дал, чтобы узнать, зачем она читает эти старые газеты и что пишет, а главное, как ей удается читать и писать одновременно. Женщину он эту не знал, так как пришла она к министру впервые, и ее фамилия ему ничего не говорила; правда, ей было назначено. На рукавах ее платья были вышиты по две небольшие звезды — они указывали на чин мандатора, средний в аморийской цивильной иерархии; у военных мандатору соответствует майор, командир когорты. Референт Софии Юстины также носил чин мандатора, но за своим столом ощущал себя большим патроном; за год, что он работал в этой приемной, через нее прошли и преторы, и прокураторы, и даже проконсулы с логофетами. В силу всех указанных причин референт особенно не скрывал своего игривого интереса к женщине в зеркальных очках. Словно подслушав его мысли, она проговорила:
— Вы, вероятно, не дорожите своим местом, сударь, иначе вы бы занимались делом, а не подглядывали за мной ровно три часа двадцать две минуты.
Референту стало не по себе: она произнесла эти слова совершенно бесстрастным тоном, не отрываясь от газеты и продолжая делать записи в большой тетради.
В этот момент в приемной появилась София Юстина. Референт, достаточно изучивший ее, с первого взгляда понял, что она чем-то
— У нас есть шанс поставить на место распоясавшихся радикалов, — вот были первые ее слова, обращенные к Софии. — Я отыскала семь оснований, по которым этот verbosus [26] Интелик может быть привлечен за клевету, равно как и его буйные сторонники…
— Я была у отца, затем навестила Клеменцию в больнице, еще была в Сенате, — сказала София, перебивая ее. — И вот о чем я думаю, подруга, — как я умудрилась столь жестоко ошибиться в родном дяде?!
26
«Говорун» (лат.)
— Только не говори мне, что он тебя переиграл.
— Он это сделал, — вздохнула София.
Медея Тамина сняла зеркальные очки и улыбнулась.
— В подобных случаях, подруга, я привыкла слышать от тебя другое:
«Тем хуже для него!». …Родовитая патриса Медея Тамина, хотя и была старше своей подруги на два года, всегда и во всем признавала первенство Софии. Они познакомились двенадцать лет тому назад, в Императорском Университете, где София изучала философию и психологию, а Медея — юриспруденцию. В отличие от Софии, дочери сенатора и первого министра, у Медеи не было никаких связей в Темисии. Она приехала в столицу из далекого Гелиополя.
Между обоими мегаполисами, Темисией и Гелиополем, всегда существовала конкуренция; до сих пор темисиане именуют гелиопольцев почти что варварами, ввиду удаленности последних от столичной жизни, а гелиопольцы, напротив, смеются над зазнайством темисиан и чувствуют себя более счастливыми на этом благословенном краю земле: климат в Илифии приятен во всех отношениях, земля плодоносна, а море и леса весьма щедры на дары. Даже нравы там отличаются от столичных, в основном поразительной для аморийцев свободой взглядов; илифийцы открыто обсуждают такие вещи, за которые в центральных провинциях можно угодить в темницу.
Юную Софию провинциалка Медея заинтересовала уже тем, что смогла без протекции поступить в элитный Императорский Университет.
Это свидетельствовало не только о везении, но и о наличии настоящих талантов. Сблизившись с провинциалкой, София нашла в ней, что хотела; так у Медеи появилась влиятельная покровительница. Понимая, какое значение может иметь для карьеры дружба с наследницей династии Юстинов, Медея всеми силами старалась заслужить доверие Софии.
Эта задача была трудной сама по себе, так как дочь Тита Юстина отличалась коварством, подозрительностью и склонностью к изощренной интриге. Многие ровесники Софии, возомнившие себя ее друзьями и пытавшиеся использовать знакомство с нею для устройства собственной карьеры, в какой-то момент оказывались замешанными в неприглядных историях и сходили со сцены. Софии нравилось подставлять других и наблюдать со стороны, получится ли у них выбраться из неприятностей, а если получится, то как. Медее требовалось не только миновать положенные испытания на выживаемость, но и убедить Софию в своей полезности и преданности.
Субъективно задача усложнялась тем, что Медея Тамина обладала яркой, впечатляющей внешностью, такой, какая обычно вызывает желание мужчин и зависть других женщин; сверх того, само прославленное древними мифами имя «Медея» подрывало доверие к его обладательнице. Поэтому она старалась вести себя подчеркнуто скромно, одевалась в закрытые платья, а еще чаще — в строгие калазирисы, носила очки, почти не пользовалась косметикой, не водила знакомств с людьми, которые даже теоретически могли вызвать неприятие Софии. Что же до имени своего, то Медея предпочитала упоминать его как можно реже и предпочитала, чтобы ее называли по фамилии.