Боги выбирают сильных
Шрифт:
— Откровенно?
— Как всегда!
— Мечтаю сохранить детей. Когда ты сделаешься первым министром, у тебя совсем не останется на них времени.
— Ты прав, хитрец. В противном случае я заберу детей к себе.
— Да. Ты всегда забираешь у других то, что тебе не принадлежит.
— Я мать!
— Да неужели?
— Не гневи меня, Юний.
— Ты здесь уже почти час и ни разу не справилась о детях.
— О, боги!.. я так устала… ты не представишь, через что мне пришлось пройти!
— Оно и видно. Давай-ка я отвезу тебя в Темисию. Иначе
— Нет, прежде я должна увидеть детей!
— Не выйдет. Палладия и Платона здесь нет.
— Что?! А где же они?
— С дедом.
— С каким дедом?.. С твоим отцом?
— С твоим отцом. Утром Тит Юстин отбыл в горы Киферона, на отдых, и забрал с собой внуков. Ты, вероятно, разминулась с ним…
— О-о! Мало того, что он предал меня, — он забрал моих детей!
— Он их вернет, не бойся. Мне вернет. Дети мечтали отдохнуть в горах Киферона.
— И ты отдал ему наших детей, Юний!
— Я отговаривал его. И более того: ему напомнил я об участи Виктора, родного брата моего, тобою закланного варварам. Но Тит сказал, что больше не боится твоих угроз.
— Напрасно!
— Вот-вот, я тоже думаю, он пожалеет, твой собственный отец. Всякий, имеющий несчастье повстречать тебя, когда-нибудь жалеет об этом…
Внезапное возвращение молодой хозяйки вызвало переполох в фамильном дворце Юстинов, больший, нежели известие об отставке старого хозяина и торжестве давнего врага юстиновского рода. София тотчас приказала всем слугам и рабам собраться вместе.
— Я вижу страх на ваших лицах, — сказала им она. — Но знайте: для вас не изменилось ничего! Вы будете служить мне, как и прежде, лучше, чем прежде. А если кто изменит мне, того сам император не спасет! Клянусь кровью Фортуната, изменщиков ждут каменоломни Оркуса! Никому из вас до исхода дня не позволяется покидать дворец. все ясно?
И хотя после такого объявления воцарилась мертвая тишина, София была довольна. Слуги и, особенно, рабы знали крутой нрав молодой хозяйки: что обещает — то исполнит…
Впрочем, некоторые слуги все же покинули в тот день дворец Юстинов — они исполняли секретные поручения Софии. Невидимая работа закипела, а сама хозяйка тем временем отдала себя в руки врачей и косметологов. София возвратилась в Темисию, и это означало, что снова ей надлежит блистать и покорять; недолгий сон пленил Софию, пока Юний мчал ее в столицу…
Итак, возвращение Софии удерживалось в строгой тайне — однако в три часа пополудни во дворец Юстинов неожиданно явились Эмилий Даласин и Медея Тамина. Эти двое, которых никогда раньше не видели вместе, преодолели сопротивление перепуганного майордома и предстали перед Софией.
Она быстро оценила их взглядом и прошептала, точнее, прошипела, единственное слово:
— Предатели!
— Позволь, мы объясним тебе… —
— Хватает дерзости тебя являться, трусливый эфиальт! Ты бросил в Астерополе меня… ужели ты на самом деле столь беспробудно туп, Эмилий Даласин?! На что ты уповал, злосчастный? Что подлость твоя, вкупе с бушующей стихией, меня задержат? Надеялся вместе с Корнелием отпраздновать позор династии Юстинов?..
— Остановись, София! — сумрачным голосом произнес Эмилий. — Не смеешь так ты разговаривать со мной! Я объясню…
Он отшатнулся, столь неистов был ее ответный взгляд.
— По твоей вине, — отчеканила София, — я потеряла драгоценные часы, и жизнь моя была в объятиях Танатоса! Вот все, чего добился ты, а задержать не смог! Ты знаешь меня двадцать восемь лет — оказывается, вовсе ты меня не знаешь! Оставь никчемные слова, Эмилий! Ты перечеркнул все эти годы. Благодари богов, создавших тебя Фортунатом; не будь ты отпрыском династии священной, я стерла бы тебя… Но ты член Дома Фортунатов — спеши же к ним, пусть кесарский венец спасет тебя, душою слабый человек; отныне дом Юстинов для тебя закрыт! И радуйся, отделавшись столь дешево! Dixi!
Потрясенный и униженный так, как никогда не бывало в его жизни, кесаревич Эмилий повернулся и вышел вон, не произнеся ни слова.
— Зачем ты так, — услышала София, — он любит тебя! Он страдает…
Медея осеклась, приняв на себя пылающий взор Софии. Медея знала, что наступает ее очередь.
София еще раз оглядела Медею — и поняла, что показалось странным при первом осмотре.
Медея была облачена в новый цивильный калазирис с двумя генеральскими звездами.
Эти две звезды сказали Софии все.
К изумлению Медеи, ожидавшей шторма, София рассмеялась, приложила палец ко рту и молвила:
— Ни слова больше, милая подруга! Ты поступила мудро, облачившись в этот калазирис. Когда только успели его сшить? Тобой горжусь я, как стыжусь Эмилия. Он проиграл — ты выиграла. Неважно, что при этом ты предала меня, которую звала подругой. Медея твое имя; глупа бы я была, если б ждала преданности от Медеи!
— Тебя не предавала я!
— Ложь!!! — пронзительно воскликнула София; куда и девался ее саркастический тон. — Мы, помнится, уславливались об одной звезде, о чине прокуратора! А вторую звезду тебе Творец пожаловал?! Нет, не Творец — тебе, продажной Эрифиле, пожаловал ее Корнелий Марцеллин — награду за предательство! Ты только и ждала случая предать меня; я это знаю! Вот он представился, удобный случай: ты предала и сразу получила чин проконсула! Из мандаторов — в проконсулы, всего за три дня: невероятная карьера! Странно, почему он не сделал тебя сразу логофетом; архонт Дориды носит калазирис логофета, а чем твоя Илифия хуже его Дориды?.. Ну а теперь, когда я увидала твой триумф, — прочь с глаз моих! Но, уходя, запомни, злополучная: тебе звезда вторая не больше счастья принесет, чем Эрифиле пеплос Гармонии. Недолго вам с Корнелием глумиться надо мной!