Боги выбирают сильных
Шрифт:
— А я надеялась, это вы мне скажете, чем следует заняться бывшему министру колоний, — вздохнула она. — Видите ли, дядя, вы застали меня врасплох своим переворотом…
— А-а! — довольно хмыкнул Корнелий. — Я так и думал, что вы меня похвалите. Сознаюсь вам, дражайшая Софи, пришлось изрядно потрудиться, пока вы блистали своим отсутствием, — но каков результат, а?
Ваш любимый дядя уже консул! Вы не поздравите меня, дорогая? — …И я не успела завершить переговоры о новом союзе с дагомейскими владыками, и мой визит в Нихон не состоялся, и бездна дел на севере… в общем, дела остались.
— Это чудесно, милая, чудесно! Не будете ли вы столь любезны занять свой прежний пост, но в моем правительстве? — проникновенным
«Он держит свое слово, — подумала София. — Или опять надеется меня задобрить и угомонить. Вот он, голубь в руках: я смогу вернуться в министерство колоний. Но руководить правительством, как при отце, я не смогу: Корнелий не позволит. О-ох, ну почему я столь властолюбива!».
Краем глаза София увидела лицо Медеи; подруга напряженно ждала ее ответа. «Она хочет, чтобы я согласилась, тогда конфликт будет исчерпан, и между нами воцарится мир… Нет, не бывать такому миру! Aut Caesar aut nihil [73] — зачем иначе я рисковала жизнью?!».
73
«Или Цезарь, или никто» (лат.), т. е. все либо ничего.
— Вы формируете правительство, дядя? — холодно спросила она. — А разве делегаты уже утвердили вас и император подписал эдикт?
— То и другое случится менее чем через сутки, — уверенно ответил Корнелий.
София прищурила глаза и усмехнулась:
— «Многое может случиться между краем губы и бокала!» [74]
К ее удовольствию, на его лице дрогнула маленькая жилка. «Правильно боишься», — подумала она.
Но тут же Корнелий взял себя в руки.
74
Слова раба царю Самоса Анкею, который посадил виноградник, надеясь скоро испить вина, но умер, раненый вепрем, прежде чем виноград созрел.
— Неукротимость вашей натуры, дорогая, известна мне и восхищает меня. Однако же всему должен быть предел! Ну, милая Софи, взгляните на меня — ужели вы не видите мою звезду и этот калазирис?
— Звезду я вижу, новый калазирис вижу, не вижу только первого министра, — рассмеялась она. — Сдается мне, любимый дядя, вы поторопились произвести на меня впечатление. Вы рискуете остаться с этой звездой и в этом калазирисе, но без этого кабинета!
— Сей кабинет отныне мой, — убежденно произнес Корнелий. — При всей любви к вам, дорогая, его я не отдам, и не пытайтесь взять! Вы же не станете, я полагаю, совершать опрометчивые поступки, а?
— Это угроза, милый дядя?
— Это совет, к которому разумный человек всегда прислушается. На вашем месте я бы не делал ничего, о чем нам с вами сообща пришлось бы сожалеть!
— И я на вашем месте не стала бы творить такого, что опрометчиво творили вы, покуда я была в отъезде! — задорно воскликнула София. — Но я на своем месте, не на вашем, вернее, ваше место не для вас, а для меня оно! Понятно излагаю, милый дядя?
— Вы неизбежно проиграете, София, — сохраняя хладнокровие, вымолвил он, — и не получите ни этого кабинета, ни прежнего, ибо я…
Она прервала его стихами:
— «Пелеев сын! напрасно меня, как младенца, словам. Ты застращать уповаешь: так же легко и свободно Колкие речи и дерзости сам говорить я умею. Знаем взаимно мы род, и наших родителей знаем… Доблесть же смертных властительный Зевс и величит, и малит, Как соизволит провидец:75
Фрагмент монолога Энея перед битвой с Ахиллом из «Илиады» Гомера.
Корнелий осклабился, лукаво подмигнул племяннице и ответил:
— «Кто из бессмертных, Эней, тебя ослепил и подвигну. С сыном Пелеевым бурным сражаться и меряться боем? Он и сильнее тебя, и любезнее жителям неба. С ним и вперед повстречавшися, вспять отступай перед грозным; Или, судьбе вопреки, низойдешь ты в обитель Аида. После, когда Ахиллес рокового предела достигнет, Смело геройствуй, Эней, и в рядах первоборных сражайся, Ибо другой из ахеян с тебя не похитит корыстей!» [76]76
Ответ Посейдона Энею (там же).
«Vae tibi gaudenti, quia mox post gaudium flebis» [77] , — подумала София, а вслух сказала:
— Нет, дядя, я не буду ждать, «когда Ахиллес рокового предела достигнет». Если вы Ахиллес, то я для вас не Энеем — Парисом стану!
— Да, кстати, — словно не слыша этих слов, сказал Корнелий, — хотели бы вы знать, о чем был последний декрет вашего отца?
— И о чем же?
— Тит Юстин приказал вывести все наши войска из Нарбоннской Галлии.
77
«Горе тебе радующемуся, ибо скоро после радости заплачешь» (лат.)
— Не может быть!
— А-а, вы этого не ждали! Я так и думал.
«Отец нарочно бросил Нарбоннию в руки мятежного Варга, — с содроганием поняла она, — чтобы развязать Корнелию руки для расправы с ним, благородным сыном благородного отца! О, сколь немилосердны боги! В собственных сетях ловлюсь!».
— Мне нужен добрый совет, как поступить с Нарбоннией, — изрек Корнелий. — Эта удельная страна, знаете ли, всем надоела; довольно с ней возиться! Так что подумайте, София, не лучше ль будет вам принять пост министра колоний, пока я это предлагаю…
«Иначе он уничтожит все мои труды!», — мысленно закончила София.
— Вы совершенно правы, дядя: мне следует подумать.
— Когда вы это мне сказали в прошлый раз, я потерял родную дочь!
София вздрогнула — и поняла, сколь сильно задеты ею чувства Корнелия. Нет, нелегко дался ему отказ от Доротеи… И страшно зол он на нее, Софию!
Она поникла головой и прошептала:
— Пусть будет так! Как только император назначит вас официально, я соглашусь вернуться на свой пост.