Богиня маленьких побед
Шрифт:
– Вот он, мой kleine Herr Warum [37] .
– Если бы вы показали мне свои детские фотографии, я была бы в восторге.
– Нам так быстро пришлось уехать… А когда я после войны вернулась в Вену, то ничего уже не нашла.
– Вы, наверное, были жизнерадостной девчушкой!
Пожилая дама залезла пальцами под тюрбан и почесала макушку. Край головного убора уже утратил свой нежно-голубой оттенок и стал желтовато-серым.
– Я была старшей из трех сестер Поркерт. Лизль, Элизабет и Адель – замечательная троица! Мы устраивали такой гам! Отец говорил, что я «упряма как осел».
37
Маленький
Энн не осмелилась высказывать комментарии, вертевшиеся у нее на языке, потому как сомневалась, что отвоевала право на иронию.
– Я родилась не в самые лучшие времена. Сегодня у девушек столько возможностей. А мы были… будто узницы. Каждый глоток свободы обходился очень дорого. Да и потом, на нашу долю выпало столько войн. Мы постоянно боялись, что наших мужчин заберут воевать. Даже моего мужа. У него были все положенные справки, но его все равно признали годным к службе!
– Вы эмигрировали в Соединенные Штаты, чтобы его не призвали?
– Нам пришлось пройти через целую череду других сражений, радость моя.
Энн отложила фотографию; ей очень понравилось доброе слово, которое пожилая дама вставила в свою речь. Но она не забывала об унижении, когда ей дарили крохотную толику тепла. Молодая женщина взяла в руки небольшой снимок, на котором была изображена Адель, позировавшая на фоне театрального занавеса в костюме молодого лакея. Она держала за руку мужчину с вымазанным сажей лицом.
– Единственное свидетельство моей блестящей карьеры танцовщицы. До классического балета мне, конечно, было далеко. Скорее, что-то вроде пантомимы!
– В те времена участие в спектаклях людей с другим цветом кожи не приветствовалось.
– Впервые я увидела чернокожего в 1940 году, когда сошла с корабля на берег в Сан-Франциско. В Вене они никогда мне не встречались, даже в кабаре.
– Билли Холидей [38] рассказывала, что в начале карьеры ее считали недостаточно черной для того, чтобы петь джаз. Поэтому ей приходилось притемнять лицо с помощью макияжа. Странная была эпоха.
– Странный фрукт [39] . Ах! Билли… Что ни говорите, а в Америке было что-то хорошее. Когда я приехала, музыка мне здорово помогла. Если не считать бибопа [40] , который я терпеть не могла. Как же его звали? Чарли Паркер! От него у меня голова шла кругом. Некоторые студенты были от него без ума, а производимый им грохот сравнивали с Бахом и математикой. Связь между этими двумя понятиями так и осталась для меня загадкой. Как бы там ни было, от Баха у меня всегда портилось настроение.
38
Билли Холидей (наст. имя Элеанора Фейган, 1915–1959) – американская певица, во многом повлиявшая на развитие джазового вокала своим оригинальным стилем. – Примеч. пер.
39
Намек на песню Билли Холидей «Странный фрукт».
[…] Black body swinging in the Southern breezeStrange fruit hanging from the poplar trees.[…] Черное тело раскачивается на южном ветруСтранный фрукт свисает с тополей.40
Бибоп – джазовый стиль, характеризуемый быстрым ритмом и сложными импровизациями. – Примеч. пер.
– Вы ходили в джазовые
– С Куртом? Вы шутите? Он ненавидел как шум, так и толпу! Нет, я слушала музыку по радио. Элла, Сара… Я питала слабость к Леди Дэй [41] . Даже несмотря на то, что понимала далеко не все слова. Помните эту песенку: «Easy to remember but so hard to forget» [42] .
– Адель, вам, наверное, тяжело разглядывать старые фотографии.
– Я нечасто это делаю. Смысла нет, все упоминания у меня здесь.
41
Один из псевдонимов Билли Холидей. – Примеч. пер.
42
Еще одна песня Билли Холидей, «Легко запомнить, но так тяжело забыть».
Адель непроизвольно прикоснулась пальцем к тюрбану и немного сбила его набок. Пахнуло чем-то затхлым. Энн попыталась дышать через рот. Запах тела, смешавшись со столь знакомым ароматом лаванды, привел ее в растерянность. На день рождения она подарила Адель коробочку любимых духов своей бабушки, которыми пожилая дама щедро себя полила. Энн испытала в душе приступ ностальгии и поняла, что совершила ошибку, купив в подарок духи близкого и уже ушедшего навсегда человека.
– Вот это фото, если мне не изменяет память, было сделано в 1939 году, незадолго до нашего отъезда.
– Вы же были белокуры до невозможности!
– А вы не красите волосы. Это не ваш стиль. Mein Gott! Через что только мне не приходилось проходить ради того, чтобы перекрасить волосы! Так велела мода. Видите эту грудь? Даже в сорок лет я была стройной былинкой! В те времена женщины моего возраста считались уже глубокими старухами.
Адель в черно-белом исполнении позировала в темном костюме с зауженными книзу рукавами буфами, с глубоким декольте и в юбке-годе чуть ниже колен. Рядом твердо стоял на ногах Курт, он смотрел прямо перед собой, под распахнутым плащом виднелся безупречный костюм-тройка.
– Здесь у меня на руке извечный зонтик. Когда-нибудь я вам о нем расскажу.
– Вы не смотрите в объектив.
– Адель, как египтянка, – всегда в профиль. Адель, как увечная, – всегда только половина женщины.
Энн разложила фотографии на одеяле. Перед мысленным взором предстал неумолимый бег времени: Адель выглядела все старше; Курт будто съеживался, становясь едва заметным в складках своих костюмов. В конечном счете они стали напоминать собой пару птиц, название которых Энн забыла. Она взяла наугад очередную фотографию. Господин Гёдель стоял на фоне корабельного леера, со сгорбленной спиной, как старик.
– Это вы на судне, плывущем в Америку?
– Я не люблю эту фотографию, забудьте о ней. Лучше взгляните на годовщину нашей свадьбы. В тот день мы ужинали в Эмпайр Стейт Билдинг.
– К тому времени вам исполнился тридцать один год! А кто сделал этот снимок?
– Местный фотограф, наверное. Из тех, что донимают вас своим балаганным краснобайством. Но тридцать лет спустя я рада, что ему уступила.
– Милая шляпка!
– Я купила ее на Мэдисон-авеню. Безумие, конечно, мы тогда были очень стеснены в средствах. Но мне в голову пришла такая прихоть, и за десять лет совместной жизни я ее вполне заслужила.
– Вы были счастливы.
– Прекрасные воспоминания. 1949 год, мы как раз поселились на Линден-лейн и наконец заимели собственный угол!
– Нечасто увидишь, чтобы вы вот так улыбались.
– Курт не был экспансивен.
– Смелости вам не занимать. Вы прожили историю безоговорочной любви.
– Какая вы наивная! В масштабе жизни безоговорочная любовь всегда вымощена маленькими отречениями.
– Мои родители развелись, когда я училась в колледже. Отречение никак не входило в планы их карьерного роста.