Богоборец. Дорога Силы

Кожедуб Ярослав

— И я, — раздался сбоку голос напарницы.

Стоило нам сказать это — и мир вокруг поглотило белоснежное сияние.

* * *

Несколько часов назад, у пелены света.

…облако густой, чернильной тьмы вспухло прямо на пути — я едва успел отшатнуться, чтобы не попасть в него ногой. А вместе с его появлением на мой разум обрушилось чудовищное давление. Все страхи, все мельчайшие трещинки в моей, казалось бы, монолитной воле были как на ладони у Хранителя — и он пользовался этим сполна. Перед глазами мелькали давно забытые картины прошлого. Иссохшее лицо отца на смертном одре, так и не сумевшего преодолеть порог ступени Заклинателя.

Пустые глаза матери, сошедшей с ума после его смерти — она так и не смогла с этим справиться и просто… ушла в себя. Крики братьев и сестер во время дележки наследства, их упреки в моей гордыне: будто бы я смотрю на них свысока, потому что добился больше, чем они, хотя, мол, мне всего лишь повезло со Сродством при рождении… Ха! Ни слова про упорный труд, ни слова про то, сколько сил ушло на открытие собственной алхимической лавки — исключительно моих сил! Никто из них даже не думал предложить мне помощь! Именно тогда я окончательно понял, что полагаться можно лишь на себя. Остальные лишь будут обузой. Бесполезной и даже вредной. Эта мысль вызревала давно, на протяжении всей моей жизни, усиливаясь с каждым новым разочарованием в людях, но я продолжал зачем-то цепляться за остатки морали. И всё, что мне требовалось, чтобы окончательно сбросить её путы — лишь небольшой толчок. И мои дражайшие родственники в этом помогли. Хоть какая-то от них польза.

Собрав остатки воли, я невероятным усилием отбросил видения и широко улыбнулся. Нет уж. Я ни о чем не жалею. Кем бы я был, если бы не моё прошлое? Очередным слюнтяем-Идущим, который помогает слабосилкам-крестьянам отгонять зверей от полей? Или примерным семьянином, в бессилии наблюдающим, как кто-то из детей стареет и умирает, потому что слишком ленив и бесталанен, чтобы стать хотя бы Заклинателем? Нет, спасибо.

— Годится… — шепнула в ухо Тьма.

А следом на меня обрушилась новая волна образов — на этот раз образов будущего…

— Что думаешь? В чем был смысл испытания? — спросил я у напарницы лекторским тоном, забирая записи.

— Проверка силы воли? Устойчивости к… эээ… — Диомеда замялась, сделала неопределенный жест рукой. — … сомнениям?

— Частично — скорее всего, да. Но, как мне кажется, тут сразу два испытания в одном. Первое — это как раз про силу воли, про устойчивость к ментальному давлению. Существенная часть известных ментальных техник связана именно со стихией Тьмы — и, судя по прочитанному, это неспроста. А второе… я не совсем уверен, хотя видел много упоминаний о том, что Стихия влияет на адепта по мере углубления связи с ней…

— Ну да, про это все знают, — кивнула напарница. — Поэтому тех же адептов Тьмы не особо любят. Они те еще ублюдки.

— Не все, — покачал я головой. — Особенно до этапа Обладателя. Но да, Тьма со Светом тут стоят особняком. Судя по всему, только эти две стихии влияют не только на характер, но и на… эээ… моральные нормы человека, скажем так.

— Хочешь сказать, Хранитель проверял Альгала на соответствующую Тьме мораль?

— Похоже на то. Всех адептов Тьмы, про которых я читал и которых я видел вживую, объединяли вовсе не те страшилки, которые про них рассказывают — вроде пожирания младенцев или кровавых ритуалов, а обычный, простейший эгоизм. Пусть и возведенный зачастую в неприличную степень. И в дневнике он тоже упоминается, пусть и в необычной для темных форме — Альгал попросту отдалился от всех людей, сведя контакты с ними к минимуму. Так что, мне кажется, Хранитель проверял в том числе и это качество.

Диомеда вскочила с пола и возбужденно начала ходить вокруг меня, раздумывая о чем-то. Шаг вперед, разворот, шаг назад. Вдаль по коридору мы договорились пока не уходить, так что приходилось мерить шагами кусок пола у пелены, где мы с ней устроились. Наконец, устав мельтешить, она уселась обратно и спросила:

— Получается, здесь нас может ждать проверка на добродетели? Если это Свет, а он противоположен Тьме, то и испытание

вывернется наизнанку? — она недовольно поджала губы и вздохнула. — Тогда лично у меня проблемы, я особой добродетелью не отличаюсь. Нищим иногда подкидывала бревнышко-другое, но на этом все. Да и ты, кстати, тоже не образец…

— Такая вероятность имеется, — с неохотой признал я. — Но есть ощущение, что всё сложнее. Светлых адептов я встречал даже чаще, чем тёмных, и я не замечал за ними особых… добродетелей, что бы ты не понимала под этим словом. Обычные люди. Разве что чуть правильнее остальных, но эти черты не выделяются так сильно, как у адептов Тьмы. Так что я предполагаю, что проверять нас будут на что-то более сложное — и тогда у нас куда больше шансов пройти испытание. Потому что проверку на добродетели, будем честными, мы завалим оба.

В коридоре повисла тяжелая тишина. Мы оба вспоминали свою жизнь и пытались оценить её с точки зрения… добра. Лично у меня оценка выходила неутешительной — в плане здорового эгоизма я был ближе скорее к Тьме, чем к Свету. Помогать незнакомцам? Да, временами я готов — если это будет несложно, недолго, или если мне заплатят. В остальном же… Мать, дед, Диомеда — единственные люди, за которых я готов пожертвовать многим.

Может, моё путешествие за Панацеей, и, особенно, клятва Небу и вызов богам частично и зачтется за некий альтруизм, но вот иных весомых «добрых» поступков я, пожалуй, и не совершал. А некоторые так и вовсе… я вспомнил бродяг, которых мы с Диомедой без особых моральных терзаний поубивали на дороге в самом начале своего пути и скривился.

Судя по унылому лицу напарницы — у неё мысли двигались в схожем направлении.

Глава 7

«Жалобы на несправедливость — прибежище слабых. Сильные молча вершат справедливость по своему усмотрению.»

Церетеус Таубер

Из тьмы небытия я вынырнул резко, одним рывком. Сквозь закрытые веки пробивался неяркий свет.

Где я? И… кто я?

Осознание того, что я не помню ровным счетом ничего, ударило как обухом по голове. Даже имени! Я покопался в памяти — но не добился ровным счетом ничего, кроме легкой головной боли. Может, что-то… или кто-то рядом подскажет? Открыв глаза, я недоуменно моргнул. Зал. Небольшой, но достаточно богато украшенный — позолоченная лепнина, стены, выложенные мелкой цветной плиткой, добротные магические светильники. Массивный стол, заваленный бумагами, за которым я сижу. Стражник в полном обмундировании, закованный в сталь под самую макушку, несет караул у дверей. И не жарко бедняге?

— Ваша светлость? Все хорошо? — раздался голос сбоку.

Я повернул голову и оглядел собеседника. Тощий молодой парнишка, на вид едва-едва лет двадцати, с жиденькими усами и бороденкой. Уже было собрался спросить у юнца, кто я такой, но опустил взгляд на свои небесного цвета халат и штаны, расшитые серебряными нитями. Не знаю, что за ткань — но выглядит богато. А у собеседника куда менее красивая и качественная одежда, разве что цветовая гамма схожая. Он мой подчиненный? Или просто ниже по социальной лестнице? Если подчиненный, то, пожалуй, не стоит давать ему повод усомниться в моем умственном здоровье.

— Я… да. Задремал немного, — подумав, я решил уточнить хоть что-то, но как можно более размыто. Сейчас любая информация в радость. — Что там у нас сейчас по плану?

К счастью, парнишка вопросу не удивился ни капли — наоборот, кивнул и, суетливо порывшись в бумагах на столе, подал мне несколько листов:

— Вот. Ани Улимар, воровка. Ждёт за дверью. Прикажете ввести её для оглашения приговора?

Черт. Я что, судья? И мне сейчас нужно будет выполнять свою работу? А как мне решать, если я даже законов местных не знаю? Может, отпроситься с работы, сославшись на плохое самочувствие? Стоило мне подумать об этом варианте, в голове будто звякнул колокольчик: не стоит, это кончится плохо. Стараясь не выдать своего смятения, я качнул головой: