Богорождённый
Шрифт:
Зиад быстро шёл по тёмному аббатству. По пути он встретил двух дьяволов, которые, наверное, проникли внутрь через верхнее окно.
— За мной, — приказал он, и дьяволы пошли следом.
Свет сочился на лестницу в восточной башне, свет, который он увидел снаружи. Дьяволы тихонько зарычали. Не останавливаясь, Зиад и дьяволы поднялись по ступеням. Проход вёл в круглую успальницу.
В центре помещения стояло два гроба, но Зиад видел лишь хрупкого старика рядом с ними. На нём были затейливые красные и жёлтые
— Оракул, — сказал Зиад.
Рука старика потянулась к священному символу, висевшему на шее — солнце и роза.
— Ты знаешь, кто я? — спросил Зиад, проскользнув в комнату. Дьяволы следовали по бокам от него.
Оракул смотрел на него. Сияющие глаза не мигали.
— Я знаю, что ты такое.
— Тогда ты знаешь, зачем я здесь.
— Ты пришел, чтобы послужить силам за гранью твоего понимания, — ответил Оракул.
Уверенность старика осадила Зиада. Дьяволы зарычали, их когти заскребли по полу.
— Мне нужен ответ на вопрос, старик.
Оракул слабо улбынулся, отвёл взгляд от Зиада, чтобы задумчиво посмотреть на вырезанный на крышке гроба образ женщины.
— Она так и не вышла замуж за другого. Женщина, чей облик здесь изображён. Её звали Джиирис. Я уверен, что она никогда и не любила кого–то другого. Она посвятила свою жизнь служению, но прожила её в одиночестве.
Зиад положил ладонь на хребет сопровождавшего его дьявола. Оракул был безумцем? Или он ожидал вопроса Зиада и таким образом на него ответил?
— Похоже, нам всем приходится приносить жертвы, — сказал Оракул.
— Меня это не волнует. Где сын Эревиса Кейла. Скажи мне. Если он жив, назови мне место. Если он мёртв, скажи, где я могу найти тело.
Когда Оракул не ответил, Зиад добавил:
— Скажи мне, и тебе не причинят вреда. Но будь уверен, я получу ответ — так или иначе.
— Я давным–давно смирился с тем, что мне причинят вред. Я видел это во сне. Но это были хорошие сто лет.
Оракул повернулся и посмотрел на другой гроб.
— Ты узнаёшь изображённое здесь лицо, Зиад из Тэя?
— Ты знаешь моё имя?
— Посмотри на него и делай то, зачем пришёл, — сурово сказал Оракул. — Ты ведь узнаешь его, да?
Зиад осторожно взглянул на образ, вырезанный на крышке гроба. В нём поднялась ярость, когда он узнал его. Боль навеки запечатлела это лицо в его памяти. Обрубок пальца заныл. Проклятье внутри него заворочалось.
— Абеляр Корринталь, — сказал он, и слова вырвались наружу шипением, а шипение превратилось в кашель.
— Он был моим отцом, — сказал Оракул, снова посмотрев на Зиада. — Хорошим человеком. Святым человеком. Совсем не таким, как ты, Зиад из Тэя.
Кашель Зиада усилился вместе с его яростью. Он почувствовал в животе отвратительную,
— Тогда у меня найдётся кое–что для тебя, когда мы закончим, сын Абеляра, — сказал Зиад в промежутках между кашлем и судорожными вздохами. Чёрные капли посыпались на пол. — Сын, сын Эревиса Кейла, где он? Скажи мне немедленно, иначе я заставлю тебя страдать!
Дьяволы жадно зарычали, услышав это.
Светящиеся глаза Оракула посмотрели на Зиада.
— Ты не найдёшь его, Зиад.
— Это ложь! — крикнул тот. — Ты лжёшь!
Он больше не мог сдерживаться. Он бросился через комнату, дьяволы — следом.
Оракул не шевельнулся, и Зиад схватил его за одежду и начал трясти хрупкое тело, с каждым словом разбрызгивая вокруг чёрные капли желчи.
— Лжец! Лжец!
Оракул покачал головой. Его лицо ничего не выражало.
— Я говорю о том, что вижу. Ты не найдёшь его.
Далёкий крик раздался в другой части аббатства. Недалеко.
— Оракул! — крикнул голос.
— Ты не найдёшь его, Зиад, — повторил Оракул, улыбнувшись Зиаду в лицо. — Потому что это он нашёл тебя.
Больное тело Зиада покрылось гусиной кожей.
— Что? Что ты сказал?
— Он нашёл тебя.
Снова раздался голос ниже по лестнице.
— Оракул!
— Значит, я освобожусь от этого прямо сейчас, — сказал Зиад и отшвырнул от себя Оракула.
— Нет, — ответил Оракул. — Ты никогда не будешь свободен. Твоё тело будет зеркалом твоей души. Такова твоя судьба, Зиад.
Ещё один крик, в этот раз ближе.
— Оракул!
Тьма, копошащаяся в животе у Зиада, подступила к его горлу, заставила закашляться, задохнуться. Он вцепился в раздувшийся живот и закашлялся, извергая из себя плотную ленту мерзости — прямо на пол, оскверняя солнце Амонатора. Поблескивающая лента осталась лежать вонючей массой разложения — Ад, родившийся в его кишках и исторгнутый в мир. Он смотрел на него, пока в голове крутились слова Оракула.
Ты никогда не будешь свободен. Никогда не будешь свободен.
Эти слова погасили ту немногую человечность, что ещё оставалась в нём. Зиад хотел смерти Оракула. Он хотел сжечь аббатство.
— Убейте его! — приказал он дьяволам, махнув на Оракула. — Разорвите на части!
— В этом тебе тоже будет отказано, — сказал Оракул, и прежде чем дьяволы прыгнули, луч яркого света ударил через прозрачный свод потолка, упал на лицо Оракула, окутав его чистым сиянием. Кожа старика стала полупрозрачной в этом свете, обрела розоватый оттенок. Он положил тонкую, жилистую руку на гроб Абеляра.