Шрифт:
Дмитрий Иванов
Семнадцать мгновений любви
Гуси-лебеди
Андрюшка в «Солнечном городе»
Солнце Троицы
Забытая зима
Пыль родных дорог
Боговы дни
Корни жизни
Домик окнами в сад
Классовый враг
Лицо земли
ПОЕЗД И ВЕЛИКАН
КОЛЕЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Праздники по субботам
Сезон красных флажков
Запах позднего лета
На другом берегу
Полуверующий
Квартирный вопрос
Отпуск не по плану
Дмитрий Иванов
БОГОВЫ ДНИ
Автор книги выражает глубокую благодарность Дмитрию Александровичу Безбородому, генеральному директору ООО «Пластиковые скважины» (г. Новосибирск), за спонсорскую помощь в издании книги.
Семнадцать мгновений любви
Вместо предисловия
Время, не разделенное на прошлое, настоящее и будущее, современному человеку представить сложно. Это — образ из Ветхого Завета. В едином божественном времени — вечности — жили Адам и Ева, до изгнания из рая. Теперь время восторгов и озарений приходится каждому собирать по крупицам. Сколько накопится за жизнь? Кому как повезёт, и насколько он сам постарается. Не очерстветь душой, не озлобиться, не разучиться восхищаться красотой, быть милосердным, уметь прощать. В общем — сохранить в себе искру божью.
Счастливые часов не наблюдают. Возможно, потому, что попадают в другое измерение — творчества и любви, где дни пролетают, как часы, а часы — как мгновения. Пережитых и запечатлённых писателем Дмитрием Ивановым Боговых дней хватило на целую книгу.
«Работа не убежит, у бога дней много. Отдохни», — говорит в повести «Боговы дни» дед Миша своему пятнадцатилетнему внучатому племяннику, когда они приходят на сенокос, и, прежде чем начинать работать, садится в траву, достаёт портсигар. А вечером, закурив на крылечке и «пуская дым в темноту, куда-то вверх, на отчётливо-ясный, как тропинка, Млечный Путь», обещает, что «завтре добрый день будет, солнце чисто закаталось»… В «Запахе позднего лета» другой странноватый герой — деревенский умелец, мастер на все руки Николай Иванович — работает не за деньги, не за выпивку, а просто «в помощь». «Очарованный красотой и бесконечностью Вселенной», он больше всего ценит одному ему понятную гармонию, в том числе — и в отношениях людей. И этим он счастлив…
Таких героев в произведениях Дмитрия Иванова немало. Они по-своему воспринимают жизнь, обострённо чувствуют красоту мира.
В рассказе «Классовый враг» автор попытался нарисовать отрицательного персонажа. Выбившийся из грязи в князи, обсчитывающий наёмных работников мелкий хозяйчик Валера — казалось бы, конченый мироед, кровосос. Но вдруг он появляется на стройке вместе с больным церебральным параличом ребёнком, безвольно, как кукла, лежащим в машине. И классовая ненависть, ещё недавно переполнявшая обиженных работяг, вдруг улетучивается, они соглашаются отделать заказчику ещё один объект.
Эти повести и рассказы — искренние, светлые, чистые. Прочитав их, хочется жить.
Дмитрий Иванов — писатель-традиционалист, его стиль и манера письма сформированы под влиянием классической русской и советской литературы. «Как воспитали когда-то на филфаке Томского университета — таким и остался, ничего другого не искал», — признаётся он и гордится этим. Отсюда
Его небольшие произведения похожи на стихотворения в прозе. Они — ритмичные, живые, они дышат. Вдох — рассказчик созерцает окружающую его красоту, словно накапливая силы. Выдох — и на читателя накатывает мощная энергетическая волна, уносящая его в неведомые дали, в заросли белоголовника и морковника, в увалы и березники, где вдали у горизонта голубеют контуры гор, подножие большой горной страны, простирающейся до самого Индийского океана. И так снова и снова. И каждый новый выдох — на порядок мощнее предыдущего.
Во многих произведениях главный герой автобиографичен, это — воспоминания детства, юности самого писателя. Южная Сибирь, лесостепь, Саянские отроги, раздольные поля, берёзовые колки, крутолобые увалы — на фоне этих пейзажей развиваются сюжеты доброй половины произведений. Сюда, в село Тюльково Балахтинского района Красноярского края, из года в год приезжал погостить на лето к многочисленным бабушкам и дедушкам мальчик Дима из Томска. Эти самые сильные и яркие впечатления начала жизни, открытия мира вдохновили писателя на создание цикла деревенских повестей и рассказов.
Другая ностальгическая тема — старый Томск, где прошла городская, «школьная» часть детства автора. Того Томска уже практически нет, но его светлый образ возрождается в рассказах «Андрюшка в Солнечном городе» и «Забытая зима».
С годами тематика произведений писателя меняется. Главный герой рассказа «На другом берегу» Андрей Павлович, оказавшись прикованным к инвалидной коляске, переоценивает жизненные ценности. Уставший от городской суеты Виктор в рассказе «Отпуск не по плану» приезжает к престарелому отцу в деревню, чтобы порыбачить и отдохнуть, но, повинуясь чувству сыновнего долга, тратит весь свой отпуск на восстановление никому не нужного, рухнувшего от старости сарая. Целесообразность трудовых затрат сомнительна, функциональность восстановленного объекта практически равна нулю. Один из деревенских родственников даже язвительно пошутил по этому поводу: «Ну, дядя Коля, будешь сдавать в аренду, кому дрова складывать некуда…» А, может, это просто подставка под жестяного петушка на коньке сарая?.. Ну — нет! Не подставка, а — постамент! Как символ возрождения приходящей в упадок родительской усадьбы. Как моральная поддержка для стареющего отца. Разве этого мало?!
Отдельно следует сказать о рассказе «Полуверующий», где физик-атеист Владимир Иванович на склоне лет приходит к Богу. Тоже символично для нескольких поколений людей, выросших в СССР. В конце рассказа читатель теряет даже тень сомнения, что автор пишет с себя.
Однако, на мой взгляд, именно здесь, даже сам того не осознавая, писатель окончательно расходится со своим литературным героем. В отличие от Владимира Ивановича, сам Дмитрий Александрович Иванов — человек в глубине души очень верующий. Он умеет не только восхищаться красотой творения божьего, но и передавать её. И любит людей. А что до соблюдения обрядов, то это не главное. Две повести и пятнадцать рассказов. Семнадцать озарений-откровений написаны с такой честностью и покаянием, словно автор исповедовался перед читателями, как перед священником в храме.