Боишься ли ты темноты?
Шрифт:
Ярослав вздохнул:
— Не знаю. Я ведь ещё не еду… Жень, я ты что, правда бы за меня замуж пошла?
Женька энергично кивнула.
— Жень, но ведь я… Ведь Вика права… У меня сплошные швы, они никуда не денутся… И…
— Ты всё равно лучше всех.
Ярослав остановился, обнял Женьку и прижал её к себе. Она уткнулась носом куда-то возле его уха. Они стояли под дождём, но не очень его и замечали.
— Тогда вырастем и поженимся, да? — сказал Ярослав. — И будем жить вместе. И у нас родятся дети.
— Не родятся, — вдруг сказала Женька, — у меня не будет детей. Знаешь, один урод постарался…
— Ну
Женька согласно покивала, вцепившись в его куртку. Он аккуратно отстранил её:
— Ну, пошли?
Дом Женькиной тётки был деревянный, с просевшим фундаментом, покосившийся, с одной стороны засаженный полузасохшей сиренью, с другой стороны упиравшийся в маленький овражек, за которым начиналась междугородняя дорога. По дороге скользили КамАЗы, автобусы и легковушки. Женькина тётка оказалась нестарой худощавой женщиной, моложе, чем ожидал увидеть Ярослав. Одета она была не по погоде: в легкомысленный короткий халат, у которого не хватало половины пуговиц, и в шерстяные заштопанные носки. Под халатом, наверное, был купальник, потому что тётка совсем не смущалась, как это обычно делают женщины при незнакомых мужчинах. Впрочем, Ярослава тётка, конечно, за мужчину не приняла, а прямо на пороге потрепала по щеке и с глуповатым смешком заявила:
— Ой, какой мальчишечка симпатичный. Сбегаешь за сигаретами?
— Мы вместе сходим, — сказала Женька.
Она взяла у тётки деньги и они пошли вдоль трассы куда-то, где по словам Женьки, был киоск. Идти надо было вплотную к проезжей части, и Ярослав нервничал. Да так, что Женька это заметила.
— Успокойся, — сказала она, — здесь только собак и кошек давит. А мы с тобой умные, мы на дорогу не полезем. Сейчас вон у поста сигарет купим и вернёмся.
Вдалеке и правда показался пост ГАИ: синяя будка, кирпичный туалет и кафешка, возле которой прилепился киоск. У поста гаишник проверял документы у водителя огромной “фуры”. Женька кивнула на водителя и сказала:
— Я тут прошлым летом сама сигаретами торговала. Знаешь, как водилы глазки строят! Вот у меня подруга есть, она с ними такое вытворяет! И они ей всегда что-то дарят: духи там, шоколадки. Я очень люблю сладкое. Только в кабине не удобно — лежанка маленькая.
Женька захихикала и подошла к киоску. Ярослав остановился в нескольких шагах и подумал, что то, о чём ему только что говорила Женька, настоящая торговля собой. За шоколадки? Как она так может? Впрочем, Вика же может за сотню… Меж тем водила получил назад свои документы и, забираясь в кабину, почему-то подмигнул Ярославу. Ярослав отвернулся. Сразу почувствовалось, какой холодный на улице дождь и какой противный ветер. Женька вернулась с пачкой сигарет и открытой бутылкой пива:
— Давай помаленьку, чтобы назад идти было не холодно.
Ярослав помотал головой:
— Не, я пить не буду.
— Да чего тут пить! — засмеялась Женька. — Это же не “сэм”, тут градусов-то…
Женька отпила из бутылки и подала её Ярославу:
— Ну, попробуй хоть, а то будешь думать, что вся выпивка — дерьмо.
Ярослав глотнул. Пиво было горьковатым и тягучим. Женька опять засмеялась:
— Ну как?
— Ничего.
— Тогда пей ещё.
Ярослав подождал, допил после Женьки остатки,
— Чё делаете? — справился один.
— Бутылка выпала из рук, — ответила Женька с самым невинным видом.
— Тебе сколько лет? — грозно спросил второй.
— Сваливаем, — шепнул Ярослав.
— Восемнадцать, — ответила Женька, хватая Ярослава за руку.
— Стой! — раздался крик вслед, когда они побежали, а затем оба гаишника громко засмеялись.
Женька и Ярослав бежали вдоль дороги, спотыкаясь и тоже смеясь. Грязные брызги летели во все стороны. К дому Женькиной тётки Ярослав так запыхался, что не мог ни говорить, ни думать. Он сел прямо на пол в прихожей и судорожно хватал воздух. Тётка посмотрела на него, хмыкнула и принялась рядом курить. Дым наполнил прихожую, скрывая тётку и Женьку, которая села на тумбочку для обуви и снимала мокрые носки. Потом сказала:
— Айда переодеваться.
Они прошли через большую захламлённую комнату в маленькую, дверь в которой была снята с петель и стояла рядом с дверным проёмом. В комнате стоял только ничем не покрытый продавленный диван и кресло-кровать, сломанное в разложенном состоянии. На стене висела гитара с бантом, несколько непонятно чьих фотографий и плакатов, вырезанных из старых журналов. Женька кое-как подвинула дверь, прислонила её к проёму и сказала:
— Давай, Ярик, гирю. Она под диваном.
Ярослав заглянул под диван и действительно увидел там здоровенную гирю. Он двумя руками взялся за ручку и потянул гирю на себя.
— Не поднимай. Давай волоком.
Они с Женькой подпёрли гирей дверь, и Женька довольно сказала:
— Это наша с мамкой комната. Так что тётка сюда не лезет. Вот мамка вернётся из района и снова вместе станем жить.
— А чего она уехала? — поинтересовался Ярослав.
— К бабке. Знаешь, Витьку задавило, она так пить начала! Меня в детдом забрали. Ну она и уехала. Но вернётся точно. Ты сильно промок?
— Нет. Только ноги и немного за воротник налилось. Высохну.
Женька полезла за диван, вытащила оттуда серую дорожную сумку, покопалась в ней и извлекла какую-то рубаху и трико, потом махровый халат.
— Надо переодеться. Я вот и так чихаю, ещё заболеем.
Проговорив это, Женька поднялась и через голову стянула с себя свитер, потом футболку. Под футболкой у Женьки ничего не было. Ярослав поспешно отвернулся, рассчитывая, что Женька переоденется и его позовёт, но она вдруг села рядом и начала расстёгивать на нём рубашку. Ту самую, которую сама сшила.
— Женя, ты что? — спросил он неожиданно севшим голосом.
— А что? Да не бойся, тётка не зайдёт. Это моя комната.
Ярослав поднял на неё глаза: Женька сидела рядом абсолютно раздетая, со спутанными мокрыми волосами, бледная и худая. У Ярослава мигом пересохло в горле. Он старательно смотрел Женьке в лицо, в глаза, чтобы не видеть её полностью. А Женька вдруг схватила его за руку и притянула к себе:
— Мне так холодно, поцелуй меня, — и тут же сама нашла губы Ярослава.
— Ты что, Женечка? — шепнул Ярослав, обнимая и целуя Женьку. Это было странное ощущение: его вдруг начало трясти, как будто это он замёрз, а не Женька. Сердце заколотилось так, как будто вот-вот выскочит из груди, а ноги ослабели.