Болезнь претендента
Шрифт:
Машины с оперативниками прибыли на место происшествия на удивление быстро. В первой были пять человек: водитель, судебный медик, криминалист и два следователя, как оказалось, московские. Из второй вместе с милиционерами вышел проводник служебно-розыскной собаки. Его овчарка вызвала неподдельное восхищение у деревенских жителей.
Первым делом Барышников по-хозяйски продемонстрировал приезжим труп. Филенков лежал на спине, в правой руке у него был пистолет, в правом виске – пулевое отверстие.
Участковый, который до приезда опергруппы пытался выяснить у односельчан все, что можно, узнал мало. Филенков приехал в Коленовку на
Предсмертной записки не было ни в доме, ни в машине, и вообще ничто не говорило о подготовке к уходу в мир иной. Складывалось полное впечатление, что это произошло внезапно. Экспромтом же такие поступки совершаются редко.
Выяснилось, что Всеволод Николаевич был заядлым курильщиком. У него и сигареты при себе были. Однако в это утро он не курил ни в дачном домике, ни в сарае. Окурок валялся только в пепельнице машины. Очевидно, это первая сигарета, закурил, скажем, еще в городе, трогаясь в путь. Для курильщика это самый кайф. А на участке-то? Неужели в преддверии неминуемой смерти человек не сосредоточится, не задумается, не подымит хотя бы машинально? Сигареты лежали чуть ли не в каждом кармане, зажигалки тоже. Да, есть тут какая-то странность.
Турецкий попросил выяснить, на кого зарегистрирован пистолет. Это оказался табельный «Макаров» покойного.
Приехала милицейская «Волга» с фотографом-криминалистом, вместе с ним прибыли Романова и Грязнов.
– Слава, посмотри сам, а потом сравним наши выводы, – предложил Турецкий.
В сопровождении участкового Вячеслав Иванович внимательно осмотрел дом, участок, сарай. Он тоже обратил внимание на подозрительную внезапность гибели подполковника. Мелкие признаки, за которые мог зацепиться только опытный глаз, подсказывали: нет, не готовился бедняга к самоубийству.
– И покурить перед смертью следовало, – сказал Грязнов, – и записку оставить. И вообще, если на то пошло, кто станет стреляться в унылом сарае, если рядом хороший дом? Кто станет выбирать антисанитарные условия?
– Вот и я про то же толкую, – согласился Александр Борисович. – По-моему, тут попахивает уголовным делом.
Он приказал Романовой и Яковлеву остаться в деревне и выяснить у жителей, какие подозрительные события, по их мнению, происходили сегодня утром, во время, предшествовавшее гибели подполковника или произошедшее вслед за ним. Вместе с ними остался майор Горяинов, тот самый, который помог следователям выйти на Криницкого. Сам Александр Борисович намеревался вернуться в город, чтобы поговорить с ближайшими сотрудниками Филенкова. Однако в это время возле дома притормозил красный «жигуленок» – приехала жена погибшего.
Она была по-настоящему красива, эта молодая светловолосая женщина с прекрасной фигурой. Трагическое известие застало ее на работе, и привез ее сюда сотрудник, о наряде задумываться не приходилось. А он оказался слишком красив для подобной обстановки. Филенкова была одета в брючный костюм сиреневого цвета, светлые туфли в тон и расстегнутый белый плащ. Выглядела она королевой, которая от скуки решила навестить своих подданных. Звали же ее Клавдией, что искренне поразило Турецкого – уж очень не подходило ей это имя. Будь она Сюзанной или Вирджинией, это не вызвало бы удивления даже у деревенского люда. На худой конец ее можно называть Мальвиной.
Она с воплем упала на труп мужа, заплакала,
– Вот об этом постарайтесь вспомнить поподробнее, – сказал Турецкий. – Перед уходом вы заметили в его поведении что-нибудь странное? Не попрощался ли муж со значением, мол, видимся в последний раз? Не было ли в его действиях избыточной пылкости? Например, он пристально посмотрел в глаза и долго не размыкал объятий. Я почему об этом спрашиваю? Печальный опыт показывает, что при добровольном уходе из жизни буквально каждое движение может служить символом и поддаваться позже расшифровке.
– Необычности не почувствовала, – ответила Клавдия. – Все было очень привычно. Сын еще спал, Сева в его комнату не заходил, не заглядывал. Я проводила его в коридоре, напомнила, чтобы он не забыл взять документы и деньги.
– Такое случалось?
– Редко, но бывало. В этот раз ничего не забыл. Как всегда, при расставании поцеловались, и он ушел.
Они помолчали.
– Вы знаете, сколько денег было при себе у Всеволода Николаевича?
– Приблизительно.
– В бумажнике обнаружили три тысячи с копейками и пятьдесят долларов.
– Да, так оно и есть. Эти доллары Сева называл «автомобильными». Всегда при себе возил, тратил только в случае непредвиденных происшествий с машиной. Однажды, например, на полпути прогорел глушитель. Пришлось тут же купить и поставить новый.
– Документы тоже остались, обручальное кольцо. То есть это не убийство с целью ограбления? – спросил Александр Борисович. – Я так говорю «убийство», потому что по некоторым признакам факт самоубийства вызывает у следствия огромные сомнения. Так вот, что-нибудь украдено?
– Кажется, ничего не пропало, – сказала Клавдия и горько усмехнулась: – Даже пистолет остался. Сева рассказывал, что милиционеров часто убивают, чтобы завладеть их оружием.
– Часы ваш муж носил?
– Да. А их разве нет? Я не обратила внимания.
– Часов нет.
– У Севы очень хорошие часы – «Омега», швейцарские, с ручным подзаводом. Значит, их украли?
– Получается. А деньги оставили. Скорее всего, часы сняли для отвода глаз, чтобы навести следствие на ограбление. Клавдия Потаповна, я очень сочувствую вашему горю. Мы попытаемся досконально разобраться во всем происшедшем. Возможно, появятся какие-то вопросы, и мы позвоним.
– Да, да, я отвечу.
– И наши телефоны я вам напишу. Вдруг припомнится что-нибудь существенное, что поможет следствию. Бывает, такая малость оказывается полезной, на какую поначалу не обращаешь внимания. Кстати, нам желательно иметь фотографию Всеволода Николаевича, – вспомнил Турецкий. – Она может понадобиться свидетелям. На даче есть какие-нибудь снимки?