Болгары старого времени
Шрифт:
Тут Клативрат прервал монолог ответчика, обратившись с самодовольным видом к судье:
— Послушай меня, господин… Оставь его, пусть болтает. Не обращай внимания на его россказни… Что ни толкуй, а села не переспоришь. «Мельница моя!»— говорит. Нет, не твоя, а сельская, вот как надо сказать. Свою мельницу село у тебя требует… Зачем ага на крестьянской земле ее ставил? И почему с собой не взял? Ну, а уехал, так теперь она крестьянская, вот оно как получается…
Дедушку Колю такое бесстыдство Клативрата потрясло. Душа его переполнилась гневом: на язык просилось столько возражений противнику, что он не знал, с чего начать. Повернувшись снова к судье, он начал так:
— Погоди, господин, дай я скажу… Зачем его слушаешь? Он дурной человек, очень дурной…
Дедушка Колю, может быть, продолжал бы и дальше, но сврачевский поп нашел нужным ринуться в бой на выручку своим и напал на врага, озадачив его еще одним обвинением. Выступив вперед и подняв руку, чтобы привлечь к себе внимание судьи, он произнес:
— Знаешь что, господин? Не верь ты ему ни на грош! Ему верить нельзя! Говорю тебе, уж ты меня послушай! А вот лучше спроси его, не крадет ли он сам? Спроси, кто у меня на ниве потраву делает? Не его ли осел, а?.. Так не все ли равно, сам он ворует или осел его. Вред-то из одного дома… Пускай скажет: виноват он или нет? И не разбойники ли оба они вместе с ослом?
Тут сврачевский поп обвел присутствующих торжествующим взглядом и уставился с злобной усмешкой на обвиняемого.
Посошок, на который опирался дедушка Колю, задрожал у него в руках. Левая нога его подломилась, как будто он вторично вывихнул ее, и дедушка Колю, конечно, упал бы, если б не оперся рукой о стену и не оставался в таком положении, пока не пришел немного в себя… Он все стерпел бы, только не это. В чем, в чем, а в воровстве никто не может его обвинить! Уж он ли не берегся от такого греха? Он ли не избегал всякий раз этого соблазна, как укуса ядовитой змеи? Разве сами аги, люди чужой веры, не верили своему рабу — дедушке Колю, как самим себе, и не доверили бы ему какого угодно богатства? А теперь вдруг, на старости лет, его называют разбойником! Приписывают ему то, что всю жизнь было ему всего ненавистней! Дедушка Колю прижал руки к тощей груди, к тому месту, где билось сердце, — ох, как сильно оно билось!.. Что делать? Он и сам не знал. Оправдываться — духу не хватает, молчать — еще хуже! Старик собрался с последними силами и, тяжко вздохнув, начал:
— Зачем ты так говоришь, батюшка?.. Как тебе не грех? Ты в церкви своими руками чашу с причастием держишь… Огонь это!.. Так неужто не боишься, что он тебя опалит?.. Ведь ты хорошо знаешь, как было дело, зачем же кривишь душой? Помнишь, что на большой иконе написано? Там ведь и попы в преисподней, в самом пекле жарятся! О смерти ты не думаешь? Вот что я скажу тебе, господин судья, а ты послушай, разбери да перекрестись!.. Прошлым летом, на самого Ивана Купала, пустил я осла на выгон свой возле мельницы попастись. А выгон этот к самой ниве батюшкиной прилегает. Скотина, известно, никаких правил не ведает: отвязалась, перескочила через плетень — и на батюшкину ниву. Ну что поделаешь: скотина она скотина и есть. Разве ее нарочно научишь по чужим нивам пастись? Не человек ведь: попробуй, втолкуй ей, что мое, что твое… Щипал траву осел тут, там, а потом взял, да на другое место перешел… Да и много ли он там выщипал? Всего-то сколько одно дерево тенью своей покроет!.. Вдруг гляжу: нету скотины! Я туда — сюда; нет нигде, да и только! Пошел на село искать. На повороте, под обрывом, вижу, гонит осла моего Колю — барышник. Подхожу к нему, говорю: «Отдай, он мой», а Колю в ответ: «Я, дескать, его у батюшки купил». Схватил я осла за недоуздок, потащил, а цыган следом идет, и пришли мы втроем к батюшке. «Как
Дедушка Колю не успел договорить. Господин Виловский, к концу прений слегка задремавший, вдруг проснулся и быстро восстановил в уме весь ход судебного разбирательства до того момента, пока был в состоянии следить за ним.
Да, да, ответчик сказал, что не понял вопроса, но что ежели речь идет о мельнице, то она принадлежит ему, ответчику. А дальше… дальше Виловский не помнил решительно ничего… У него мелькало в сознании, будто кмет что-то говорил и священник сказал что-то, но что именно, этого он припомнить не мог. И не удивительно, если молодой человек лег в постель за каких-нибудь полтора часа до рассвета; а что было ночью, об этом лучше не спрашивайте. Тяжущиеся не могли за синими очками видеть сонных глаз судьи и были уверены, что он внимательно слушает.
Очнувшись при последних словах дедушки Колю, судья очень удивился, обнаружив, до какой степени стороны удалились от предмета спора. Боясь, как бы они не поняли, что он дремал, он позвонил в колокольчик и прервал ответчика словами:
— К делу, к делу!
Дедушка Колю остановился, поглядел по сторонам и устремил смущенный взгляд на судью.
— Чем ты мотивируешь свои претензии на спорный предмет? — с досадой спросил господин Виловский.
Так как дедушка Колю ничего не ответил, а только глядел на него, вытаращив глаза, он сердито закричал:
— Мотивы! Мотивы!
Тут дедушка Колю совсем онемел. Уж не сошел ли судья с ума? Или, может быть, эти вопросы относятся к кому-то другому? Оглянувшись назад и убедившись, что спрашивают именно его, он удивленно покачал головой и ответил:
— Не видал я никаких мотыг его, пальцем их не трогал! Кто их взял, тот пусть и вернет… А я их не касался и не касаюсь!..
Такой ответ дедушки Колю вывел судью из терпения. Он с раздражением топнул ногой, пробормотал себе под нос: «Дурак!» — и решил выйти из глупого положения, ускорив ход судопроизводства.
— Приглашаю ответчика изложить, — повелительно, официальным тоном объявил он, — какие у него имеются возражения против претензий истцов!
Услышав этот вопрос, как ответчик, так и истцы устремили взгляд к дверям, чтобы понять, к кому относятся эти слова и что они означают? Однако, не обнаружив в дверях каких-либо новых лиц, все опять повернулись к судье, который торжественно произнес:
— Еще раз приглашаю ответчика изложить: какие у него имеются возражения против претензий истцов?
Дедушка Колю просто диву давался: почему судья не покончит сперва с его делом, а затем уже перейдет к другим? Он поглядел на рассыльного, решив, что эти слова относятся к последнему, и даже рассердился на него: что ж он молчит, ничего не отвечает на вопрос судьи? Дедушка Колю был уверен, что из всех присутствующих только рассыльный мог понимать этот язык. Господин Виловский процедил сквозь зубы:
— Тут всякое терпение лопнет!
И, повысив голос, раздраженно прибавил! — В третий и последний раз призываю ответчика изложить свои возражения против претензий истцов!