Большая игра – 39. Предвоенная схватка

Миртов А.

Я убеждён, что судьба Чехословакии всецело в ваших руках и в таком случае за неё можно быть спокойным. Но Чехословакия имеет право на существование как нация. Сейчас Чехословакия подвергается постоянным нападкам из-за того, что в стране осталось довольно много сторонников Бенеша (экс-президент, сторонник независимой Чехословакии). Правительство всеми средствами старается заставить их молчать. Вот и всё, что я хотел сказать.

Ответ Гитлера не заставил себя долго ждать, тон его был решительный и непререкаемый:

– Ваш приезд, несмотря на преклонный возраст, может принести

вашей стране большую пользу, так как всего несколько часов отделяет Чехословакию от вторжения немецких войск. Я не испытываю вражды ни к одной нации. То, что осталось от Чехословакии, ещё существует как государство только благодаря моему лояльному отношению. Осенью я не хотел делать окончательных выводов, потому что полагал, что существование всё-таки возможно. Однако теперь у меня не осталось сомнений в том, что если дух Бенеша не будет уничтожен в стране окончательно, то придётся уничтожить страну.

Итак, в прошлое воскресенье, 12 марта, жребий был брошен. Я отдал приказ германским войскам о вторжении в Чехословакию и присоединении её к германскому рейху.

В шесть утра немецкой армии предписано двинуться со всех сторон на территорию Чехии, а немецкой авиации занять чешские аэродромы. При этом, возможны два варианта. Если вступление немецких войск встретит сопротивление, то это сопротивление будет подавлено путём применения грубой силы. Если же вступление немецких войск пройдёт мирно, то мне будет легче предоставить Чехословакии автономию и определённую национальную свободу, а чехам – привычный образ жизни.

Я делаю всё это не из чувства ненависти, а в целях защиты Германии. Если дело дойдёт до военных действий, то через два дня чешская армия перестанет существовать. Конечно, будут убитые и среди немцев, но это породит ненависть и вынудит меня в целях самосохранения не предоставлять чехам автономии. Остальному миру до этого нет никакого дела.

Я сочувствую чехам, когда читаю газеты. У меня сложилось мнение, которое можно выразить так: мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Поэтому я и просил Вас приехать. Это последняя добрая услуга, которую я могу оказать чешскому народу. Возможно, ваш визит предотвратит самое худшее…

Гаха был в полном смятении, перечить он уже не смел, а только смог с трудом выдавить из себя вопрос:

– Но что сейчас, в два часа ночи, когда до вторжения осталось всего четыре часа, я могу предпринять, чтобы чешский народ не оказал сопротивление?

– Об этом Вам лучше всего посоветоваться со своими соратниками. Германская военная машина уже запущена и остановить её невозможно, – продолжил оказывать давление на Гаху Гитлер, пытаясь добиться безоговорочной «капитуляции» чехословацкого президента. – Вам необходимо немедленно связаться с Прагой. Это ответственное решение, но зато на горизонте мне видится долгий период мира между двумя нациями. Если же будет принято другое решение, то уничтожение Чехословакии неминуемо.

После этой тирады Гитлер дал время на обдумывание, посоветовав Гахе и Хвалковскому удалиться и обсудить, что же им делать. В соседней комнате Геринг и Риббентроп усилили давление на них, угрожая, что если они не подпишут документ, через два часа половина Праги

будет превращена бомбардировщиками в руины. «Скажу Вам по секрету, сотни бомбардировщиков ожидают приказа на взлёт. Они его получат в шесть утра, если на документе не будет ваших подписей», – устрашал Риббентроп. «Мне нравится ваша столица и будет жаль, если придётся бомбить этот прекрасный город», – с показным выражением сожаления на лице говорил Геринг, пытаясь продемонстрировать свою решимость.

Упоминание о бомбардировочной авиации было главным доводом. Стёртый с лица земли немецкой авиацией испанский город Герника был предупреждением непокорным.

Гаха и Хвалковский пытались возражать, заявляя, что не могут подписать документ о капитуляции, что в противном случае народ проклянёт их, но Геринг и Риббентроп были неумолимы, продолжая сыпать угрозами.

Президент Гаха, человек преклонных лет, измотанный напряжением последних дней, упал в обморок. Личный доктор Гитлера Теодор Морелль привел его в чувство уколом. Пришедшему в себя Гахе вложили в руку телефонную трубку и связали с Прагой, вынудив рассказать чешскому правительству о том, что произошло и дать совет подчиниться требованиям Берлина, после чего он подписал подготовленный заранее документ. Также Гаха и Хвалковский обязались разоружить чехословацкую армию и передать оружие и военное снаряжение гитлеровцам.

Англия и Франция знали о планах Гитлера, но не предприняли никаких шагов в защиту Чехословакии и даже внесли свою лепту в сдачу своего союзника. Накануне вторжения, 13 марта 1939 года, английский и французский послы в Германии рекомендовали Праге воздерживаться от каких-либо действий против немцев и установить непосредственный контакт с Берлином. Это означало, что эти державы не намерены вступаться за Чехословакию в случае агрессии, несмотря на гарантии неприкосновенности границ, данных этими странами в Мюнхене.

В этот же день министерство иностранных дел Великобритании прямо заявило, что у него нет оснований вмешиваться в развитие событий в Чехословакии, и выступило против каких-либо попыток остановить Гитлера путем обращения к участникам Мюнхенского соглашения.

А в день вторжения министр иностранных дел Великобритании лорд Эдвард Вуд Галифакс в конфиденциальной беседе с французским послом без всякого стеснения заявил, что для западных держав захват Германией Чехословакии даже создает определенные выгоды, ибо будет покончено с их обязательствами предоставлять Чехословакии гарантии, которые стали для западных стран «несколько тягостными».

Чтобы предотвратить любое противодействие в самой Чехословакии, в местной печати было опубликовано воззвание Гаха и Хвалковского к чешской армии и населению с призывом не оказывать сопротивления германским войскам.

И уже утром того дня армейские подразделения под командованием генералов Бласковица и Листа перешли чехословацкую границу и захватили Чехию и Моравию, которые вошли в состав Германии, как «протекторат Чехия и Моравия». В городах Праге, Брно, Пльзень и в других крупных населенных пунктах Чехии было объявлено военное положение, появление на улицах после 8 часов вечера было запрещено.