Большая игра
Шрифт:
— Ничего себе! Молодец! — порадовался я за Мишу. Относительно недавно, в рейде на Сарыкамыш он был, как и я, штабс-ротмистром. А ныне уже подполковник! Быстро же друг продвинулся в чинах.
Уральцы устали, но путь продолжить смогли. Через час мы покинули Шурухан, а еще через три добрались до Тюнуклю.
За время нашего отсутствия наследник, Кауфман, великий князь Николай и герцог Романовский успели переправиться на левый берег, но по воде продолжали скользить каюки и «кауфманки», перевозившие людей и коней. С верховьев реки, со стороны
Для Гуляева мигом нашлась лодка, и он отправился к командующему с докладом. Мы же остались на берегу еще на одну ночь и только затем начали переправу.
Проходила она без нервов и неприятностей. Кауфман действовал в своей обычной манере — спокойно, без спешки. Он не собирался наступать, пока на левый берег не переправиться большая часть войска, так что нас никто не торопил.
Повозиться с нами и с нашими лошадьми, конечно, пришлось. Но уже под вечер гусары Смерти в количестве пяти эскадронов разбили лагерь недалеко от Шейх-арыка.
Теперь, достигнув обжитых земель и не испытывая нужды в воде, войско вновь двигалось днем, а ночью спало, как и положено всем порядочным людям.
Утром, проезжая лагерь, я встретил Мак-Гахана и пригласил его на завтрак. Он с удовольствием принял мое приглашение.
Завтрак состоял из холодного вареного мяса, копченого цыпленка, коробки сардинок и бутылки водки, расставленных на белой скатерти, разостланной на зеленой траве.
В эскадроне к американцу относились дружелюбно. Рут и Фальк угощали гостя, предлагая не стесняться и чувствовать себя, как дома.
— Жаль, мне нельзя отправиться с вами, — признался он, когда мы допили бутылку.
— А вы попросите у генерала Головачева, может он вам и разрешит, — посоветовал ему Егоров.
— Вы думаете? Интересно, так я и сделаю, — призадумавшись, решил американец. К нам всем он относился одинаково ровно, с искренней симпатией, но я видел, что меня Мак-Гахан отмечает особо, похоже, испытывая искреннею симпатию. Глядя на его открытое честное лицо, я и сам немного «оттаял». Может, он и не шпион вовсе, а обычный корреспондент.
Как бы там не было, в путь мы пока отправились без Мак-Гахана.
Александрийские гусары снова двигались в авангарде. Места казались изумительными! Дорога шла деревнями и садами. Дома хивинцев были низкими, с маленькими окошками и плоскими крышами, на которых хозяева спали с ранней весны и до осени. Их окружали высокие заборы, сложенные из глины. Практически в каждом дворике имелся небольшой бассейн, обложенный камнями или плиткой, который затеняли карагачи и тополя. И в каждом доме имелась темная комната для разведения тутовых шелкопрядов. Шелк являлся одним из основных товаров Хивы, и никто не упускал возможности на нем зарабатывать.
Сады утопали в зелени. Чего здесь только не росло! Летали пчелы, а воздух казался медовым от многочисленных ароматов. Левый берег Аму выглядел ухоженным и благоухающим райским оазисом, особенно на контрасте с песками Каракумов,
Здесь, в этих прекрасных садах, нас и попытались остановить. Неприятель устроил парочку засад, а один раз на нас вылетели туркмены под предводительством Джочи-бека.
Впрочем, особых неприятностей все эти «осиные укусы», как выразился князь Ухтомский, нам не доставили. В первом эскадроне погиб гусар Алексей Кривоухов, двое оказались сильно ранены и около дюжины слегка пострадали. Мы же не только сумели отогнать неприятеля, но и срубить более сотни горячих джигитов.
Население Хорезма не выглядело однородным. Его общая численность по первоначальным прикидкам едва ли достигала шестисот тысяч человек. Наибольшими привилегиями пользовалась узбекская знать. Хан и его семья как раз к ним и относились. В Хиве так же проживали киргизы и кара-калпаки, но прав у них было меньше. Самым воинственным народом считались туркмены. Именно они на нас и нападали. И если бы вся Хива действовала схожим образом, то легкой прогулки нам бы не видать.
Так же в Хиве проживало множество рабов, большую часть которых представляли персы. Среди них имелись и русские. Когда мы их освобождали, они не могли поверить своему счастью, плача и смеясь от радости.
Мы еще не достигли столицы, а через наши руки уже прошло четыреста русских пленников. Некоторые из них служили рабами по двадцать, и более лет, забыли родную речь, а о свободе и мечтать перестали.
В деревнях нас встречали с поклонами и заверениями в дружбе. Кроме туркмен, воевать никто не хотел, но на освобождаемых рабов смотрели недобро, зло, словно на предателей.
Дорогу от Шейх-арыка до Хазараспа, второго по численности города Хорезма, пересекали семь арыков. Арыки были широкими, по двадцать и более саженей. Переходили через них с помощью мостов. Никто даже не подумал разрушить эти мосты!
Сделай так хивинцы, прояви они больше отваги и желания отстоять свою страну, и мы бы умылись кровью. На арыках можно было организовать прекрасную оборону. Но хивинцы своим шансом не воспользовались.
Люди просто провожали нас тревожными взглядами, не зная, чего ожидать от чужаков. От Шейх-арыка до Хазараспа насчитывалось семнадцать верст. Мы прошли это расстояние за день, успев занять Янги-базар, небольшой торговый пост с двумя караван-сараями. Несколько раз начинались короткие перестрелки.
Хазарасп представлял собой город, который защищала одноименная крепость. Она стояла на острове, который со всех сторон окружало озеро. Дорога на Хиву шла через остров и крепость. Нам пришлось бы попотеть, прежде чем взять это укрепление.
Но и тут мы не встретили сопротивления. Город сдал его губернатор и дядя хана Сеид Эмир Уль Умар, семидесятилетний старик с отвисшей нижней челюстью и открытым ртом — судя по всему, большого любителя гашиша. Он был одет в яркий зеленый халат, высокую баранью шапку и сапоги с загнутыми носками и узкими каблуками.