Большая книга перемен
Шрифт:
– Что вы думали?
– Что церковь только успокаивает, а от вопросов уклоняется.
– Это почему?
– Да потому! Помните, я один раз вам всю ночь рассказывал про свою жизнь, исповедовался. И что в гибели людей повинен – сам не убивал и прямых приказов не давал, но точно знаю, и без приказов для моей выгоды мочили людей! Хорошо намеки понимали! И про все другое рассказывал, если помните. А вы что? Велели каяться и молиться!
– А я должен был вас в тюрьму посадить? Не имею полномочий.
– Проклясть вы меня должны были! От церкви отлучить! Толстой, вон, Лев Николаевич, сколько славы и пользы русскому народу принес, а ему анафема!
Отец Михаил налил себе чаю, этим действием образуя паузу и давая Павлу Витальевичу успокоиться. Потом медленно проговорил:
– Если вам так проклятия хотелось – сами бы себя прокляли. Ну, не прокляли, а… Да и не исповедовались вы, а хвалились. Вот я какой грешник, а не боюсь рассказать. Не боюсь признаться. Для вас уже это был подвиг. А покаяния и тогда не было, и сейчас нет. Да еще хотите, чтобы я вам индульгенцию на новые грехи выдал.
– Вы так все поняли?
– Извините, если ошибся.
– Как вы можете ошибиться? У вас же православие, а православие это что?
– Павел Витальевич, я третью ночь по четыре часа сплю…
– Успеете, отоспитесь! Православие – это как бы правильно славить? Все не правы, а вы правы?
– Это слишком сложный вопрос…
– У вас все сложно! А на самом деле ничего сложного! Православие, как я понял, это не правота, а право! Право – славить. Право – считать себя лучше всех. Вы вот мне про машину, а я сказал, что могу себе позволить. Да, могу. Имею право. А вы разве не можете себе позволить? И позволяете, отец Михаил, считать себя лучше всех! Всех язычников, кто до Христа жил, – в ад! Мусульман – в ад! Буддистов – в ад! Да и католиков с протестантами туда же, они же неправильные христиане! А китайцы? Они вообще неверующие, у них там только какой-то Конфуций, правила жизни и никакого бога! Все полтора миллиарда – в ад? А индийцев миллиард с лишним – в ад? А вы все – в рай? Ну, не все, но хотя бы некоторые. Потому что имеете право, вернее, сами его себе присвоили, можете себе это позволить! Крестовые походы – можете себе позволить! Инквизиция – можете себе позволить! Десятину лупили веками – можете себе позволить! И чем вы в таком случае лучше меня? Да, имею право и могу себе позволить! А если сомневался, то потому, что думал, что, может, это как-то нехорошо с точки зрения веры. Спасибо, отец Михаил, я понял, с точки зрения веры это никак!
– Вы неправду говорите. И сами это знаете.
– А плевать! Имею право и неправду говорить! Вы считаете себя лучше всех, и я считаю себя лучше всех! Спасибо, теперь все ясно. Знаете, отец Михаил, я начинаю думать, что большего вреда христианству, чем церковь и попы, никто не принес!
– Версия известная, – пробормотал отец Михаил, желая, чтобы Павел Витальевич как можно скорее ушел.
И поэтому поднялся – давая понять.
Тот понял, встал.
– Извините, если что не так, – сказал Павел у двери.
И вышел.
Да, всё не так, подумал отец Михаил. И я не так говорил, не так отвечал.
Отец Михаил открыл холодильник, достал бутылку водки, налил в стаканчик, подцепил из открытой банки кусок селедки.
– Прости, Господи! – выпил и с острым удовольствием зажевал селедкой.
Налил еще одну, подцепил еще кусок.
Глядя на него, вдруг подумал: а мы ведь не умней этой селедки. Она в море плавает и думает, что она в море. А море где? На Земле. То есть на планете. Но ей это и в голову не приходит. Вот и мы, плаваем в своем мире – и больше ничего
Довел тебя Костяков до атеистических мыслей, поп.
Да нет, глупости это все: мир един, и Бог един.
Надо учиться спорить, доказывать. Но как спорить, если ты говоришь – теплое, а он – нет, квадратное. Что доказывать?
То и доказывать – что и квадратное может быть теплым. Терпеть и продолжать.
Но ограду опять профукал. Жди теперь, когда он опять заедет – если заедет вообще.
43. ГУАЙ. Выход
____ ____
__________
__________
__________
__________
__________
Может случиться, что из-за собственного упрямства совершите ошибку и оттолкнете от себя тех, кто обычно помогал вам. Вполне возможно, что в этот период вы полюбите человека, которому мало симпатизируете.
Даша позвонила Егору и сказала, что готова показать окончательные варианты афиш, буклетов и программ. Он даже не сразу понял, в чем дело, успел забыть о своем заказе – это было только поводом для встреч с ней. Теперь не требовалось ни повода, ни встреч, но дело нужно довести до конца. Даша попросила зайти в ее офис. Если Егору не трудно.
Офис, то есть теперь «Фотосалон “Универсал”», как гласила вывеска, был уже полностью оборудован, приведен в порядок, сверкал новизной. Даша сидела за столом у окна, беседовала с девушкой и юношей, раскладывала перед ними альбомы, что-то показывала. Кивнула и улыбнулась Егору:
– Привет, подожди минутку, ладно?
Егор, попадавший в любого рода очереди крайне редко, сел в кресло возле журнального столика, полистал рекламные брошюрки, ознакомился с образцами работ, которые предлагал салон. Торжества, свадьбы, художественные портреты, а также рекламные материалы – с надписями, рисунками, коллажами и всем, что требуется.
Освободившись, Даша подсела к нему, раскрыла папку, начала показывать.
Егора все устроило.
Даша говорила увлеченно, но точно так же, как до этого с молодой парой.
Егора это задевало, хотя ведь сказал же он себе честно, что ничего по отношению к Даше не испытывает. Вот сейчас еще раз конкретно об этом подумал, проверяя себя. Нет, не испытывает. Просто сказывается его любовь к красоте, его эстетизм. Даша листала, рассказывала, Егор вставлял короткие замечания – преимущественно одобрительные. Даже если бы что-то не понравилось, он не хочет продолжать это сотрудничество. Лишнее беспокойство. Даша уронила один листок, гибко нагнулась, чтобы поднять. Егор быстро и внимательно осмотрел ее, и вдруг стало так жаль, просто до тоски и до злости (на самого себя), что она окажется чужой, что не ему будет принадлежать, будет не его называть самым лучшим и самым любимым человеком на свете. Даша, чуть покраснев от движения вниз, отряхнула листок, продолжила рассказывать.
– Все отлично, – сказал Егор. – Пора расплачиваться.
– Вон касса, – показала Даша. – У нас теперь все официально. Я даже договор подготовила, чтобы все по правилам. Сдал-принял.
Она положила на столик два листка, Егор подписал, не читая.
– Один тебе, один мне, – сказал Даша, аккуратнейшим движением вкладывая листок в папку. Видимо, все это доставляло ей огромное удовольствие – играть роль взрослой женщины, хозяйки дела, зарабатывающей деньги не как раньше, из рук в руки, а по-настоящему.