Большая книга перемен
Шрифт:
– Вы врачам показывались? Не скорой помощи, а – в больнице?
– Еще чего! Они найдут то, чего и нет. А я мнительная. Скажут, например, что у меня еще и язва, я поверю – и у меня точно появится язва. И вообще, я спрашивала у одной знакомой, такие боли, как у меня, бывают при остеохондрозе. Кажется, что сердце, а на самом деле позвоночник.
– Тогда успокойтесь.
– Не могу. У меня предчувствия. Да и не было у меня никогда никакого остеохондроза. С чего бы ему взяться? А вы лучше вот что сделайте, вы напишите по этим письмам роман. Там богатейший жизненный материал!
– Откуда вы знаете, вы же не читали?
– Догадываюсь. И кстати, я хочу устроить еще одну выставку. Отец, когда уже был очень болен, устроил выставку и назвал ее «Прощание». Даже те сволочи, которые его не любили, пришли – все-таки прощание. Очень, наверно, сожалели, что после этого прожил еще пять лет. Так вот, я хочу назвать выставку «Последнее прощание».
– А
– Я уже об этом думала. Тогда через год я назову экспозицию «Прощание отменяется». Остроумно, да? А потом – «Едвельский навсегда». Не слишком пафосно?
– Вообще-то…
– Я тоже думаю, что отец заслужил. Творчество предполагает некоторую наглость. Я вам советую – пишите роман нагло. Не соблюдайте никаких правил, кроме художественности. Широкими мазками.
– На самом деле я уже задумал кое-что.
– Видите! Я угадываю мысли. Некоторые признаются, что со мной страшно говорить: они еще ничего не сказали, а я уже знаю, что они скажут. Все, извините, я боюсь переутомляться. Мне надо пережить этот период. Подруга, она гомеопат, она говорит: сон. Народ правильно сказал, сон – лучшее лекарство. Спать как можно дольше. Но организм сам догадывается, что делать, я в последнее время сплю по четырнадцать часов. А раньше не больше десяти. Тоже немало, но зато остальное время я полна энергии. Мой вам совет – никогда не вставайте по будильнику. Будильник – причина всех неврозов, это же стресс, это удар по психике. Просыпайтесь только сами. Все, до свидания.
Она ушла, исчезла в зарослях, и уже через минуту Немчинову казалось, что ее и не было, был какой-то бред наяву, какая-то нелепица.
Но вот – пакет.
Письма.
Илья отодрал скотч, надорвав при этом пакет, достал толстую пачку и не утерпел, вытащил верхнее письмо. Вынул из конверта. Четким, почти каллиграфическим почерком было написано:
Уважаемая Лаура Денисовна!
Обращаюсь к Вам так официально, чтобы дать Вам возможность прийти в себя. Вы ведь не утерпите, вскроете письмо сразу же, на почте, можете вскрикнуть, на вас кто-нибудь обратит внимание. А мне этого не нужно, я не имею права делать то, что делаю. Итак, поэтому настройтесь – не вскрикивайте. Это я, Леонид Костяков, твой Леня, Лаурик. Теперь вдохни и выдохни, сделай паузу.
Я жив. Но мертв одновременно. Мои братья, когда дело дошло до края, то есть когда они уже готовы были уничтожить меня физически, проще говоря убить, вывезли меня на реку. Я знал, что будет, и все же поехал. Я не боялся смерти. Может быть, я даже хотел ее, потому что ситуация была тупиковая. Отказаться от Ирины я не мог, ты это знаешь. И она не могла от меня отказаться. Кто-то должен был устраниться – и, естественно, не Павел. Само собой, и не Ирина. Только я.
Но в последний момент я понял, что поступаю нехорошо: я толкаю братьев на преступление. И у меня родилась идея. Я дал им обещание, что исчезну навсегда. Это все равно, что умереть. Исчезну – и никаких звонков или писем. Ничего. А они пусть скажут, что я утонул. Что и произошло.
И вот прошло четыре года. Я сходил с ума, тысячу раз хотел вернуться, чтобы пусть перед смертью, но еще раз увидеть Ирину. Еле сдержался. Я придумал, как сдержать слово, но все же не сойти с ума от невозможности общаться с ней. Я буду писать тебе, но на самом деле – ей. Пожалуйста, сохраняй эти письма. И, когда я умру, передашь ей. Тогда это уже не будет нарушением договора. Письма буду посылать тебе не заказные, как это, а до востребования. Ты уж, пожалуйста, заходи на почту раз-другой в месяц. Могут быть всякие случайности, неприятности для тебя, если все обнаружится, поэтому напиши, согласна ли ты на это. Попутно я буду писать тебе, но только в общих чертах, потому что не уверен, что я этим не нарушаю своего слова.
Напиши, как ты к этому относишься. На адрес, который указан, до востребования. Мне дадут по паспорту, хотя у меня еще прежняя прописка. Так все быстро получилось, что, кроме паспорта и некоторого количества денег, я ничего с собой не взял. Но, как выяснилось, мне ничего и не нужно. А то, что необходимо для жизни, заработал уже здесь, но это отдельный разговор. О себе много распространяться не буду, занимаюсь тяжелым физическим трудом, снимаю комнату у одного ветерана, который каждый вечер показывает мне свои медали. Он доволен, что есть кому похвастаться. Человеку для счастья вообще мало надо. Правда, смотря кому. Мне казалось, что надо много. Но это особый разговор. Твой Идус, как ты говорила. Леонидус, Идус. Так и буду подписывать тебе – для конспирации. Даже смешно. Если первое письмо обошлось без приключений, ответь. И тогда у меня появится «луч света в темном царстве». Твой Идус.
55. ФЫН. Изобилие
____ ____
____ ____
__________
__________
____ ____
__________
Сбор
На свадьбу могли попасть только люди с пригласительными билетами, красиво отпечатанными на золотистом картоне и пронумерованными в типографии. Петр во избежание подделок предложил снабдить их водяными знаками, Максим поблагодарил его за фантазию, но сказал, что сквозь картон водяных знаков, пожалуй, не разглядишь.
Случайных людей не должно было быть, но всё же они попали в дом Павла Витальевича – приглашения были именными, однако на некоторых значилось: «на 2 лица». Дело в том, что те, кто оформлял билеты в соответствии со списком, составленным Павлом и Максимом, были предупреждены, что многие персоны прибудут с женами или подругами (а несколько самодостаточных, по выражению новейшего времени, персон женского пола – с мужьями или друзьями). Поименовать самих персон труда не составляло, а вот кто у них будут спутники, узнать было сложнее. Потребовалась бы уйма времени, а все и так делалось второпях, за четыре дня до свадьбы. И ведь надо еще развезти, такие вещи по почте не посылают! Поэтому просто добавили сопровождающих лиц анонимно, цифрой.
Этим обстоятельством некоторые и воспользовались: например, к Сергею Ногайцеву, пресс-секретарю губернатора, приехал его друг по учебе во ВГИКе Саша Сокольков. Сам Сергей, закончив это славное заведение, работал и третьим помощником второго режиссера, и рабочим на съемочной площадке, и вообще мотался без дела. Вернулся в Сарынск, сделал карьеру на административной почве – однако в области, не чуждой его гуманитарной жилке. Саша же в свою звезду верит, снимает рекламу и сериалы, но не оставляет надежды сделать Большое Кино. Он и в Сарынск приехал для осмотра натуры.
– Локейшен [12] колоритный требуется, – сказал Саша.
Жена Сергея приболела и вообще была не в настроении куда-либо идти, поэтому Сергей и взял друга:
– Посмотришь, каков наш провинциальный народ. А то что ты там видишь в своей столице?
– Да то же самое, – заверил Сокольков.
Поскольку голова его всегда работала над замыслами будущих гениальных фильмов, он и тут не просто сидел за столом, он сидел творчески.
Снимая рекламу и мыльные стосерийники, Сокольков считал себя режиссером авторского кино. На телевидении можно делать что угодно, в Большом же Кино необходимо дебютировать чем-то значимым. А дебютировать пора, хоть возраст у него для режиссера еще юношеский – тридцать восемь лет. По нашему времени многие свои первые фильмы и в пятьдесят снимают.
12
От англ. location – заимствованный в Голливуде термин, обозначающий место натурных съемок. Занятно, что это слово имеет 24 значения, одно из которых – «районы, отведенные для туземцев».
Вот было бы славно, думал Сокольков, снять фильм о свадьбе, но не так, как снимали раньше. Свадеб в кино – тысячи, но они являются частью сюжета, его кульминацией, финалом и тому подобное. Нет, свадьба – как самоценное действие, ничего, кроме свадьбы. Никаких выходов за пределы свадебного пространства, и даже, возможно, никакого монтажа. То есть монтаж будет, но чтобы никто не заметил. Свадьба субъективной камерой, глазами пьяного съемщика, которого пригласили из какого-нибудь бюро ритуальных услуг. Съемщик то слишком долго задерживается на чьем-то лице, то куда-то идет. Попадает в кухню, блуждает, не может выбраться, оказывается в спальне, а там кто-то кого-то уже наяривает. Не исключено, что невесту, но не жених.
Это будет чисто авторское, фестивальное кино. Никакой заманухи, все честно. Вон там какой-то гость то ли налимонился в течение нескольких минут, то ли уже пришел пьяным и пытается петь. Снимать так долго, как поет. В реальном времени.
Саша увлекся, начал мысленно разрабатывать структуру сценария. Гениально ведь то, что свадьба – метафора искусственного объединения совершенно разных людей. А вся жизнь, если задуматься, есть столкновение чужих и чуждых людей. Ты садишься в такси к чужому человеку, слушаешь его музыку, которая тебе неинтересна. Его треп, от которого тебя мутит… Просишь выключить музыку и заткнуться. Но во многих случаях этого сделать нельзя. Любой коллектив – дикое нагромождение не сочетаемых характеров. Любая супружеская пара – два антагонистических мира. К тому же свадьба – атавизм, в сущности, этот обряд мало чем отличается от ритуальных плясок у костра каких-нибудь диких племен, если они остались. Кстати, будет здорово время от времени в параллель показать такое действо. Здесь – европейцы в костюмах и платьях, все чинно, стол, фужеры, вилки, салфетки, а там – мясо антилопы на банановых листьях, на черных телах пальмовые юбочки, а выражения лиц – похожи! И смысл один: девичество (условное) приносится в жертву социуму. Так и назвать – «Жертвоприношение».