Большая книга перемен
Шрифт:
Вот вам и злободневка, и мелочь. Про водку зарубежные читатели действительно могут не понять, а про шрамик понять должны – вещь общечеловеческого значения. Небось, им тоже есть где потолкаться и заехать, не глядя, в зубы ближнему с непредсказуемым результатом.
Я уже не раз говорил про это, я повторяюсь (сколько я вообще повторяюсь – отдельная тема). Я сам себе напоминаю директора школы, где я учился. Тот обязательно раз в неделю устраивал общешкольные линейки. Выстроив в каре полторы тысячи учеников в спортзале, он произносил
– Вы хоть ученики, но в школе должны быть хозяева!
Ударение при этом ставил на последнем слоге, уже одно это давало мне повод его не любить. Затем он разворачивал этот тезис, подробно – на память! – рассказывая, кто что разбил, кто был пойман в туалете с сигаретой, кто пытался выкрасть школьный журнал из учительской, но был схвачен. Виновные поочередно выходили, директор каждому задавал вопрос:
– Ну? И что ты нам скажешь на это?
Ответом было молчание или шепот:
– Я случайно, я больше не буду.
– Ничего случайного не бывает! – вещал директор. – Сегодня ты хотел украсть журнал, завтра украдешь деньги, послезавтра сядешь в тюрьму!
В данном конкретном случае, с журналом, он, кстати, оказался не прав, я знал того, кто пытался украсть журнал, он сделал это из благородных побуждений – чтобы вырвать страницу, на которой его любимой девушке поставили несправедливую двойку. Этот человек потом поступил в МВТУ им. Баумана (вообще – светлая голова!), потом работал в Дубне, а когда штат научных сотрудников резко сократили, вынужден был перебраться в Тверь, где продает компьютерное оборудование, по вечерам одиноко читая любимого писателя Ивлина Во.
Вернемся к протяженности времени.
У Сторожева в последнее время было ощущение, что он прожил долгую-долгую жизнь и начал вторую – увы, не заново, а с накопившейся от первой жизни усталостью. Но тем не менее он продолжал упорно ее выстраивать, то есть налаживать отношения с Наташей. Он развлек себя помощью товарищам, но Иванчук закончил ремонт, а выпад Немчинова обернулся публичными путаными извинениями Ильи с упором на досадную оплошность и недосмотр, город даже не успел поговорить на соблазнительные темы.
Сторожеву удалось продать клинику, но не так, как хотелось, а только помещение. Оборудование и мебель перевезли на один из городских коммерческих складов. Но через неделю хозяин сообщил, что цены на складские площади возросли, поскольку возросла плата за электричество, канализацию, водопровод и теплоснабжение. Ни водопровода, ни канализации, ни теплоснабжения на складе не было (имелся только биотуалет во дворе), все это было явным враньем. Сторожев обзванивал клиники, предлагал взять оборудование и мебель, клиники отказывались: нет денег.
– Возьмите просто так!
– Не имеем права. Как будем оформлять?
– Ну, как дар! Дарят же вам что-нибудь.
Тут выяснилось, что, прежде чем что-то подарить, надо
Наконец явился некий очень деловой человек лет двадцати двух, спросил:
– У вас проблемы со сбытом медтехники?
Сторожев признался: да, есть сложности.
И молодой человек в тот же день купил все чохом – в пять, а кое-что и в десять раз дешевле своей цены.
Освободившись от текущих дел (при этом практика не прекращалась, в день два-три вызова, редко меньше), Сторожев почувствовал, что свобода чревата опасностями. Либо он начнет спиваться, либо разленится, либо опять начнет тосковать о Даше – и неизвестно, чем это кончится. Он теперь стал спокойнее, он понял, что любовь его – недуг, беда. Состояние душевной абстиненции (правда, без принятого накануне алкоголя или наркотика), которое надо пережить, перетерпеть, иначе будет хуже.
Часть вырученных денег он вручил, всучил, впихнул Немчинову, чтобы тот вернул долг за ненаписанную книгу, и тот чуть не прослезился, но сказал, что берет не просто так, обязательно отдаст. Можно частями?
– Да как хочешь, мне они не нужны.
– Не обижай меня, Валера, не говори так.
– Чем я тебя обидел?
– Тем, что ты даешь мне понять, что я не способен отдать.
– Ну ты и мнительный!
– Какой есть!
В очередной раз Сторожев позвонил Наташе, попросил о встрече. Просто – посидеть в кафе каком-нибудь. Без душещипательных разговоров.
Та согласилась, Сторожев встретил ее, они поехали к Волге, к набережной, где причалены были несколько дебаркадеров, оборудованные под летние рестораны и кафе. Выбрали там, где была потише музыка.
Сторожев деликатно расспрашивал Наташу о работе, о семье. Она начала, но вдруг замолчала.
– Да ладно, тебе это все равно неинтересно. Давай, о чем хотел.
– Ни о чем я не хотел. Ну, хотел. Короче… В общем, вернись все-таки.
Наташа, судя по всему, была готова к разговору, потому что тут же ответила:
– Я вот все думала, зачем я тебе нужна? Любая из этих барышень, – она показала на окружающих девушек, среди которых было немало стройных и симпатичных, – тебя привлекает больше, чем я.
– У меня с ними нет ничего общего.
– Да. Я об этом тоже подумала. Это аргумент. Ничего общего или мало общего. Ты мне рассказываешь о своих больных, и я тебя слушаю, понимаю, а любая из них через минуту закричит: надоело слушать про твоих алкоголиков! Что я еще подумала? Ага, вот что. Я поняла, что тебе сейчас тяжело, что-то у тебя происходит. Навстречу своей любви идти у тебя не получается или ты не хочешь. Или сдерживаешься усилием воли. Но при этом ты не можешь жить один. Слушай, а тебе вообще жить хочется? – неожиданно спросила Наташа.