Большая книга ужасов – 40
Шрифт:
– Случайно нет, – зло отрезал Гришка, силясь сообразить, на чем Ленка пытается его подловить. – Сериал еще шел.
– Ну, еще бы, – через пару секунд согласилась Лена. – Как же иначе – непременно шел.
– О чем ты?
Лена охотно пояснила:
– Видишь ли, если бы сериал кончился, тебе бы ни за что незаметно от родителей не попасть домой. Впрочем, как и уйти на прогулку.
Гришка с трудом погасил улыбку: молодец, Парамонова! Думает, поймала его, а на самом деле… да, на самом деле роет себе яму. Да как активно!
Ну да флаг ей в руки. Кто он, Гришка,
Лена, видя явное Гришкино замешательство, фыркнула:
– Разжевываю для особо тупых! Пока идет сериал, твои драгоценные предки и пожара у себя под носом не заметят, не только ваше с Тимкой временное исчезновение. И возвращение тоже…
Лена вдруг запнулась и замолчала. Какое-то время она рассматривала странное, непередаваемое выражение на лице друга и уже менее уверенно добавила:
– Да, ты же еще не в курсе! Я сама два с лишним часа ждала вас с Тимкой на улице. Прямо у подъезда. Глаз, можно сказать, с крыльца не сводила. И если у вас с Тимкой нет в каком-нибудь загашнике крыльев…
И тут-то Гришка припомнил Парамоновой недавнюю выходку с английским. Он нежно улыбнулся ей и невинно заметил:
– Значит, ты согласна, что я выиграл у Серого пари?
В себя Лена пришла уже на улице, практически без единой мысли в голове. Она смутно помнила, что Гришка рвался проводить ее до дома, а его отец предлагал вызвать такси…
Еще Лена помнила, что пила с Лапшиными чай с домашним пирогом. Он оказался вкуснющим, а начинка – удивительно ароматной, на Лену даже летом пахнуло, каникулами.
Лена улыбнулась: Гришкина бабуля настоящая волшебница – они с Лапшиным съели по две порции. Гришка взял бы и третью, но его мама не разрешила – мол, незачем перед сном переедать. Смешно, но она сама едва не протянула руку за добавкой!
Лена сглотнула слюну, припомнив нежный вкус пирога, и вдруг замерла посреди тротуара: «Понятно, почему я на него так набросилась, он был с земляникой, как до меня сразу не дошло? Нет, хорошо, что не дошло, я и так была в ступоре, еще бы брякнула что-нибудь при Гришкиных родителях…»
Сегодня Гришка долго не мог загнать себя в постель. Бездумно стоял у окна, рассматривая заснеженный двор, освещенный двумя слабыми фонарями у подъезда. На улице до сих пор мело, припаркованные вдоль дороги легковушки прикидывались огромными сугробами, от почищенных днем дорожек не осталось следа…
Гришка невольно порадовался, что он дома, в тепле. И подумал, что гораздо больше любит лето, чем все остальные времена года.
Он оглянулся на картину Сергея: там-то точно самое настоящее лето. Жаркое, солнечное, пахнущее травами и земляникой.
Гришка хмыкнул: жаль, Серый так и не научился вносить в свои работы загадку. Все у него обычно, все как есть на самом деле. Бросил взгляд на его полотно, потом можно закрыть глаза и рассказать любому – что именно в том лесу или на поляне растет, кто именно обитает.
С другой стороны,
Лапшин весело ухмыльнулся: бедная Парамонова сегодня получила еще одно подтверждение его, Гришкиной, правоты. Теперь наверняка злится, с Ленкиной практичностью почти невозможно поверить в необычное. В те же картины-переходники, например.
Или поверила?
Лицо у Парамоновой было… да уж, лучше больше не видеть ее в таком состоянии, а то совесть замучит. Правда, Ленка сама виновата – все правду ищет, будто есть одна правда для всех.
Гришка подошел к мольберту. Долго всматривался в свою работу, но так и не понял – «штучная» ли она. И нужно ли к ней возвращаться.
Он бросил взгляд на разобранную постель и тоскливо подумал: «Все решится ночью. Если опять приснится кошмар… – Он угрюмо усмехнулся. – Может, я так забавно с ума схожу? Слишком сжился с идеей Желязны, пари у Серого нужно выиграть, вот и… Чудится мне все! Сны страшенные которую ночь снятся, да еще я, кажется, с реальностью их начал путать, вот воображение и заработало на полную катушку…»
Гришка проснулся, упав с постели на пол. Почему-то сильно саднило бок, он едва сдержал крик боли, не желая разбудить родителей и Тимку.
Гришка коснулся футболки и почему-то не удивился, почувствовав, что она мокрая и неприятно липкая. Он поднес пальцы к лицу, будто мог рассмотреть в темноте, чем их испачкал. Осторожно понюхал, потом лизнул и поморщился: все-таки кровь.
Лапшин криво усмехнулся: «Что тут думать? Первый вариант – и лучше бы именно в него поверить! – неудачно упал с дивана. Может, на какую-нибудь железяку угодил, в комнате вечные завалы, не зря мама ругается. Второй вариант… выходит, та уродливая тварь достала-таки меня когтистой лапой, вовремя я проснулся…»
Гришка с трудом раздвинул шторы, левая рука плохо слушалась. Он попытался в тусклом свете уличных фонарей разглядеть рану, но увидел только темную рваную полосу сантиметров пятнадцать длиной. По счастью, кровь уже не сочилась, да и футболка, как ни странно, оказалась целой, так что инфекцию ему вряд ли занесли…
Гришка вслепую нашарил в шкафу чистую майку и надел ее, стараясь не касаться раны. Потом на цыпочках пробрался в ванную, свет он включать не рискнул. Дверь в бабушкину комнату открыта, а выключатель находился снаружи – мгновенно же за собой дверь в ванную не захлопнуть.
На Тимкиной полке стояла бутылка с перекисью водорода на случай, если он порежет лапы во время прогулки, такое уже не раз случалось.
Гришка взял ее. В комнате снял майку и явно от великого ума щедро плеснул перекисью на царапину.
Ой-йо…
Чтобы не взвыть от острой боли в полный голос, Лапшин зажал рот обеими руками – ну и кретин!
Когда боль стала терпимой, Гришка с усмешкой сказал себе, что он везунчик. Если бы эта мерзкая животина полоснула его не по ребрам, а по лицу… что бы он сказал родителям?!