Большая книга ужасов – 40
Шрифт:
Лапшин-старший не банкир или владелец крупной строительной фирмы, он обычный инженер с обычной, не слишком высокой зарплатой. Так что земляника зимой им просто не по карману.
Лена обошла весь рынок, и астрономическая цена на землянику стала понятна, ее здесь больше не было. Кроме укутанной в старый тулуп бабки, никто земляникой не торговал.
«Интересно, а где она взяла ягоды? – рассеянно подумала Лена. – Вряд ли у нее своя теплица. А если бы земляника была привозной, продажу не доверили бы старухе, да еще такой
Лена настороженно осмотрела ближайшие прилавки и рассердилась на себя: что это она с ума сходит? Будто ждет, что сейчас из-под какого-нибудь стола вынырнет смеющийся Лапшин. Лично. Как черт из коробочки.
Нет, с этим делом нужно кончать!
Так и спятить недолго.
Но уйти с рынка просто так, не доведя дело до конца… И Лена решила поговорить со старухой. По крайней мере, узнает, откуда она привозит землянику.
Лена подошла к прилавку и смущенно остановилась, не зная, с чего начать разговор. Уж очень бабка показалась ей странной.
Голова сутулой, почти горбатой старухи едва выглядывала над столом. Черный платок укутывал ей все лицо, оставляя на виду лишь покрасневший от холода нос и старые очки с исцарапанными цветными стеклами, их дужки были перетянуты нитками и грязным пластырем.
Лена невольно смутилась: завидев ее, старушка начала суетливо переставлять стаканы поближе к предполагаемой покупательнице. А какая из Лены покупательница? У нее и на стакан земляники денег не хватит.
Не рискуя сразу лезть с вопросами, Лена невольно рассматривала странную продавщицу: «Глаза у нее, что ли, от света болят? Так вроде бы здесь полумрак…»
Лене почему-то казалось, что и старуха рассматривает ее. И еще казалось – над ней подсмеиваются. А как иначе понять дикий коктейль из фырканья, кряхтенья и похрюкиванья, что издавала старуха?!
К шести вечера нужно было идти на тренировку, и Лена, наконец, решилась. Сделала чисто символический шаг вперед и вежливо спросила:
– Скажите, пожалуйста, где вы берете ягоды? Это такое чудо зимой…
Старуха, как показалось вдруг девочке, хищно подалась вперед. И Лена машинально отступила от прилавка.
– Вы их сами выращиваете? У вас есть теплица?
Продавщица хрипло заперхала. Ее платок сполз еще ниже, теперь Лена и вовсе не могла разглядеть лица. Даже бабкин нос оказался в тени.
Больше всего Парамоновой хотелось уйти, но она заставила себя продолжить допрос:
– Может, кто их вам привозит? А откуда? Понятно, что с юга, но ведь и там еще холодно…
Упорно молчавшая старуха, наконец, откашлялась. Ткнула в Лену скрюченным пальцем в дырявой вязаной перчатке и торжествующе прокаркала:
– Пррришла!
– Не поняла… – Лена отступила еще на шаг.
Продавщица звучно высморкалась в большой клетчатый платок и расшифровала:
– Пришла, кажу. Все,
– Кто говорил?!
– Да он же, – радостно уточнила старуха. – Хозяин!
– К-какой хозяин?
– Так и сказал: девчонка придет, – не слушая Лены, продолжила старуха. – Беленькая, росленькая и смазливенькая. В синей курточке. Стало быть, ты она и есть!
Лене захотелось сбежать, у старушки явно проблемы с головой. С другой стороны…
– А кто хозяин-то, бабушка? – Лена заставила себя улыбнуться. – Не мальчик, нет?
Старуха хрипло засмеялась и восторженно сообщила:
– Ну, так и есть, он как в воду смотрел! Расспрашиваешь меня!
Продавщица опасливо осмотрелась, будто боялась, что невидимый хозяин за ней наблюдает. Вдруг вытянулась в струнку – Лене даже показалось, что старушка на секунду-другую сделалась чуть ли не с нее ростом – и басовито выкрикнула:
– Не скажу! Не велено говорить!
Лена была вне себя. Она почему-то не сомневалась – и здесь наследил Лапшин. Непонятно как, но наследил.
Парамонова шла к выходу, вслед же ей неслось хриплое карканье – старая ведьма смеялась.
Сегодня Гришка спал спокойно. Утром он подошел к стене, где рядом мирно сосуществовали уже две картины, и удивленно присвистнул: ничего себе! Если рисунок Сергея за ночь не изменился, то вот его работа…
Гришка поежился: с собственного полотна на него смотрела тварь, едва не прикончившая его прошлой ночью. Смотрела с бессильной ненавистью, свирепо и жадно, не в силах до него дотянуться. Гришке даже почудилось, что он слышит ее тяжелое дыхание.
Гришка протер глаза. Но когда снова взглянул на картину, ничего не изменилось.
«Эта зубастая гадина будто прижалась с той стороны к невидимому стеклу, – ошеломленно подумал Лапшин. Протянул руку, но не смог заставить себя дотронуться до полотна даже пальцем. – Надеюсь, я просто не помню, когда ее написал. Чувствовал я себя вчера паршиво, да и крови потерял прилично… И как только я настолько подробно ее запомнил! Гадость какая…»
Гришка непроизвольно сделал шаг назад. Почему-то казалось: эта тварь и сейчас опасна.
– Надеюсь, мы теперь не пересечемся, – пробормотал Гришка.
И вздрогнул, услышав тоскливый вой. В нем чувствовалась такая жажда крови, именно его крови…
Гришка поспешно отвернулся от картины. И сразу же стало легче дышать, словно связь между ним и уродливым существом прервалась.
Глава 9
Еще очко в пользу Гришки
– …ну, я и ушла… – закончила свою исповедь Лена и облегченно вздохнула.
Ребята, собравшиеся после уроков в доме Ильиных, озадаченно молчали. Слишком неожиданным оказалось продолжение истории. И не очень понятно, как объяснять новые факты.