Большая кровь

Захаревич Сергей

Полки Ефремова насчитывали по 60—80 стрелков! Отсюда вопрос — куда, сломя голову, понесся командующий 33-й? Жуков приказал? Жуков всех подгонял — и Швецова, и Власова, и Голубева с Беловым. Жуков всем делал «вливания», у него должность такая, но тот же Голубев (колоритнейшая личность, о чем будет разговор ниже) не сильно рвался выполнять все приказы командующего фронтом (в том числе приказы о деблокаде 33-й армии) — за безопасность собственной армии отвечает командующий этой армией.

Ефремов же с поразительной готовностью пытался выполнить все указания вышестоящего начальства, даже не вполне реальные, мало вникая в складывающуюся оперативную ситуацию. Приказывает Жуков в два дня «сделать» 60—100 км — «Есть!». Приказывает выехать в 113-ю

для управления ударной группой — «Есть!». А кто будет управлять оставшимися восточнее коридора прорыва частями армии? Получен новый приказ — преодолеть ударной группой 25—90 км за двое суток — «Есть, будет исполнено!». В результате ударная группа отрывается от своих основных сил на 80 км. А зачем? Ефремову непонятно, чем такое чревато?

«Многокилометровые» приказы строчили все советские военачальники, их еще в Зимнюю войну было издано много килограмм макулатуры, только что же ты за командующий, если не можешь реально оценить складывающуюся обстановку и действовать так, как велит здравый смысл? Тебе велятделать по 50 км в сутки — а ты делай 5, так, кстати, и поступало большинство советских командиров. Вспоминается персонаж Василия Быкова, который, получив приказ командира полка на неподготовленный штурм высоты, говорит своему комиссару: «Вы там не очень старайтесь».

Но не таков М.Г. Ефремов. 3 февраля немцы перерезают коммуникации армии, Жуков отдает приказ командарму-43 Голубеву восстановить положение, а Ефремову — продолжать наступление на Вязьму. Командзап со своей колокольни действует логично — зачем сворачивать операцию, если есть серьезный шанс на то, что Голубев отбросит немцев на исходные позиции (иное дело, что у Голубева ничего не выйдет, а в районе Вязьмы обескровленным частям 33-й армии противостоят около 6 немецких дивизий). Но вот реакция Ефремова на собственное окружение малопонятна — у тебя перерезаны тылы, в полках осталось по полсотни человек, опорные пункты противника вокруг Вязьмы взять не удастся, это уже понятно — самое время бесплодные попытки наступления свернуть (все равно в Москве никто не знает, атакуешь ты Вязьму или сидишь сиднем в ее окрестностях), части перегруппировать и, отойдя к востоку, сесть в прочную оборону. Пока Москва не очистит тылы и не подбросит резервов, ни о каком наступлении речи и быть не может. Ан нет — 4 февраля Ефремов докладывает Жукову: «Армия продолжает выполнять задачу по овладению Вязьмой днем и ночью». И в тот же день отдает приказ по войскам следующего содержания:

«Все тылы, все канцелярии превратить в действующую силу против врага. Все мобилизуйте, и враг будет разгромлен, враг нами окружен... Требую от всех понимания одного—у нас выход один — это наступление вперед на Вязьму (и это несмотря на то, что разведка Ефремова уже обнаружила на дороге из Лосмино к Вязьме 200 немецких танков — у самого командарма-33 в наличии нет ни одного. — С.З.), и другого выхода быть не может. Трусов, отступающих, паникеров — расстреливать на месте» (Абатуров В.В. 1941. На Западном направлении, с. 310—311).

Тут самое время вспомнить, что части, возглавляемые М.Г. Ефремовым, уже попадали в подобное положение -21-я армия летом 1941-го в районе Рогачев — Жлобин. Тогда, получив приказ на удар в направлении Бобруйска. Ефремов начал его 13 июля, несмотря на то что к тому времени обстановка на фронте претерпела серьезные изменения. 11 июля 2-я танковая группа Гудериана форсировала Днепр и захватила плацдарм на восточном берегу реки, с которого 12-го числа начала наступление на Смоленск, заходя в тыл 13-й армии у Могилева и одновременно ставя под угрозу и тылы самой 21-й армии. Начинать в подобных условиях наступление на Бобруйск было грубейшей ошибкой. Имело смысл повернуть 21 -ю к северу и угрожать тылам Гудери-ана. Ан нет — сказано на Бобруйск, значит, на Бобруйск.

Что скандального в характеристике на М.Г. Ефремова, подписанной Г.К. Жуковым 28января 1941

года? «Оперативный кругозор ограничен»? Еще как ограничен, вся недолгая карьера Михаила Григорьевича во Второй мировой тому наглядное подтверждение. «Во всех проведенных армией операциях неизменно нуждался в постоянном, жестком руководстве со стороны командования фронтом»... А разве не так? Разве Ефремов не был послушным исполнителем любых приказов любого руководства? Единственно, в чем я с Жуковым не согласен, так это в том, что Михаила Григорьевича «приходится все время подстегивать». У меня сложилось впечатление, что приказ вышестоящего руководства для Ефремова — дело абсолютно святое.

Попавшие в окружение части 33-й армии просуществовали в кольце более 2 месяцев. Мапреля 1942 года в районе населенного пункта ШпыревоЕфремов (так и не дождавшись существенной помощи от 43-й и 49-й армий) организовал самостоятельный выход из окружения. Командарм-33 и тут действовал не оригинально — он сбил все силы в одну колонну и таким обра-3QM пошел на прорыв. Колонна была разгромлена немцами и распалась на отдельные группы, лишенные общего управления. Погибли и М.Г. Ефремов, и начальник артиллерии 33-й армии П.Н. Афросимов, и командир 113-й СД К.И. Миронов, а еще множество бойцов и командиров. Из кольца удалось вырваться около 1,5 тысячи человек.

Южнее 43-я и 49-я армии штурмовали Юхнов, точнее, штурмовала город, по сути, одна 49-я И.Г. Захаркина, так как 43-я еще с концаянваря «засела» на левом берегу Угры без всякого продвижения. Нетленный образ командующего 43-й армией (относящийся, впрочем, к 1943 году) К.Д. Голубева навеки останется в памяти народной благодаря записи от 23 мая 1943 года в дневнике генерала А.И. Еременко, сменившего в ту пору М.А. Пуркаева на посту командующего Калининским фронтом:

«Что я обнаружил в 43-й армии? Командующий армией генерал-лейтенант Голубев вместо заботы о войсках занялся обеспечением своей персоны. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (для производства свежего молока и масла), три- пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду и фронт об этом знал... Смех и горе. Может ли быть хороший воин из этакого генерала? Никогда! Ведь он думает не о Родине, не о подчиненных, аосвосм брюхе. Ведь подумать только —он весит 160 кг.

КП Голубева, как трусливого человека, размещен в 25—30 км от переднего края и представляет собой укрепленный узел площадью 1—2 гектара, обнесенный в два ряда колючей проволкой. Посредине — новенький рубленый, с русской резьбой пятистенок, прямо-таки боярский теремок. В доме четыре комнаты, отделанные по последней моде, и подземелье из двух комнат... Подземелье и ход в него отделаны лучше, чем московское метро. Построен маленький коптильный завод. Голубевдер-жит человека, хорошо знающего ремесло копчения. На это строительство затрачено много сил и средств, два инженерных батальона почти

месяц трудились... Это делалось в то время, когда чувствовалась острая нехватка саперных частей для производства инженерных работ на переднем крае...»(Соколов Б. Красный колосс. Почему победила Красная Армия? М., 2007; с. 159).

О том, как протекало наступление 49-й армии на Юхнов, можно судить по очередному приказу командующего Западным фронтом Жукова:

«Невыполнение задач 49-й армией, большие потери в личном составе объясняются исключительно личной виновностью командиров дивизий, до сих пор грубо нарушающих указание товарища Сталина и требование приказа фронта о массировании артиллерии для прорыва, о тактике наступления на оборону в населенных пунктах. Части 49-й армии много дней преступно ведут лобовые атаки на населенные пункты Костино, Острожное, Богданово, Потапово и, неся громадные потери, не имеют никакого успеха.