Большая Охота. Разгром УПА
Шрифт:
Бывалый старшина-фронтовик, выполняя данную ему инструкцию, подбежал к лежавшим на земле еще живым мужчинам. И несколько раз ударил каждого монтировкой по голове.
Много месяцев местная милиция и госбезопасность вместе с военной прокуратурой округа тщетно разыскивали по всему Союзу загадочный военный грузовик.
Свидетелей не было. Монах мертв. Ромжу добили в местной больнице смертельным уколом с помощью медсестры — агента госбезопасности. Препарат для умерщвления доставили из Москвы.
За неудачную операцию лейтенант М. был отправлен для прохождения дальнейшей службы в оперативно-чекистский пункт одного из северных лагерей, чтобы начальство и товарищи забыли его поскорее. От более строгого наказания лейтенанта спас тяжелый перелом руки, полученный при выполнении задания. По непонятным причинам правительственную награду
Сегодня, спустя несколько десятилетий, это трагическое событие, конечно же, рассматривается под другим углом зрения. Все происшедшее видится как кошмарный и нереальный сон. Но было именно так.
В наши дни греко-католическая церковь Западной Украины поднимает перед Ватиканом вопрос о причислении убиенного архиепископа Ромжи к лику святых великомучеников…
Как-то появился в Украине невесть откуда взявшийся новый и авторитетный среди «пятидесятников-трясунов» проповедник.
Проверкой было установлено, что им является некий Борис Тараненко [58] , осужденный в прошлом за антисоветскую деятельность, выразившуюся в проведении подпольных сборищ «трясунов», на которых он призывал к неповиновению советской власти, уклонению от призыва в Советскую Армию. При этом своими проповедями и воздействием на собравшихся приводил их в полубезумное состояние, заканчивающееся общей истерией, то есть тем, чем и были знамениты «пятидесятники-трясуны».
58
Имя и фамилия изменены.
Отсидел Тараненко в лагерях несколько лет, а по выходе на свободу сразу же перешел на нелегальное положение, начал разъезжать по всей Украине, консолидируя вокруг себя членов этой запрещенной секты. Было принято решение задержать Тараненко, препроводить во внутреннюю тюрьму МГБ, где и продолжить с ним работу с целью вербовки. В положительном случае планировалось использовать Тараненко в качестве авторитета для выявления и разложения подполья «пятидесятников». «Сняли» Тараненко с соблюдением всех правил конспирации, зная, где он находится, по пути на ночлег к знакомым сектантам-«пятидесятникам». Напуган он был чрезвычайно, так как абсолютно не подозревал, что вновь попал в поле зрения органов. Как только он был задержан, посажен в машину и с ним были совершены уже в тюрьме все положенные при этом манипуляции, стало ясно, что с ним можно работать в вербовочном плане. Все в нем действительно «тряслось», но не от того, что на него сошел Дух Святой, а от обычного страха человека, который и тюремно-лагерной баланды нахлебался, и наломался на тяжелой, по сути каторжной работе, и не хотел испробовать это все заново. Было решено подержать его в камере пару дней, не допрашивать, понаблюдать через надзирателей за его поведением и состоянием.
В камере Тараненко вел себя беспокойно, беспрерывно молился, спал мало, временами впадал в прострацию. Было организовано тщательное медицинское обследование арестованного, включая врача-психиатра. Здоровье у него оказалось отличное, психических отклонений выявлено не было. Первые контакты с ним показали, что Тараненко стремился избежать наказания, умолял отпустить его, доказывал непричастность к антисоветским проповедям.
— Ну не мог я говорить, что власть наша сатанинская, что правит страной Сатана, — повторял беспрерывно Тараненко. — Четыре года лагеря меня многому научили, я свое отсидел и полностью исправился, пощадите меня, клянусь, что я не буду больше заниматься проповедями, собирать вокруг себя верующих. Я не виноват, что они сами разыскивают меня, сами организуют наши собрания, они любят слушать меня. Разве я в этом виноват? — причитал он, размазывая слезы по лицу кулаками.
Сценарий работы с ним составил сам Виктор Павлович: по-настоящему, как положено, не допрашивать, беседовать на общие и отвлеченные, не имеющие к его деятельности проповедника вопросы. Держать его в неведении, причины ареста не объяснять, содержать и кормить хорошо и только в одиночной камере. Дать ему возможность выговориться. Виктор Павлович говорил: «Пусть пропитается страхом». И Тараненко «пропитался». На пятый или шестой день он обратился с просьбой дать ему возможность
После двух месяцев работы с Тараненко, когда он был завербован под псевдонимом Богдан, меня вызвал полковник Сухонин.
Он был немногословен:
— Перед тем как освободить Богдана из тюрьмы и направить его в рейд по нашему заданию, да еще в Западную Украину для выявления пока неизвестных нам нелегальных общин «трясунов», надо привести его в божеский вид. За время нахождения в тюрьме он побледнел, осунулся. Мы составили легенду для сектантов о его двухмесячном отсутствии, а вот подзагореть на солнышке ему не помешало бы. Берите служебную машину, и куда-нибудь за город, покупайтесь, позагорайте.
Моему напарнику пришла идея взять с собой футбольный мяч, выехать в район Кончы-Заспы покупаться и поиграть в футбол.
Это был первый день на воле для Тараненко. Сидя рядом со мной на заднем сиденье старенькой по виду, но с новым мотором Победы, он с нескрываемым удовольствием и любопытством смотрел по сторонам. Стоял чудный жаркий день, июльское солнце нещадно палило. Остановились около ручья, протекавшего через большой скошенный луг, разделись до трусов и давай гонять мяч. Тараненко пробегал не больше десяти минут и скис, судорожно хватая широко раскрытым ртом воздух. Сказывалось двухмесячное нахождение в камере. Поставили Богдана на импровизированные ворота, гоняя мяч втроем — напарник, водитель и я. Бегали часа два, посылая в ворота мяч за мячом, а в воротах метался Богдан, наверное, чувствуя себя настоящим вратарем и, войдя в раж, кричал футболистам: «Что же вы, мазилы, мяча настоящего забить не можете?» И героически бросался на мяч. Обгорели все четверо до индейской красноты.
Через несколько дней агент Богдан ночью был вывезен из тюрьмы и отправлен в свой первый по заданию органов рейд, имея целью как можно больше вывести из-под влияния «пятидесятников-трясунов» «братьев и сестер во Христе» и направить их в официальную ВСЕХБ. Больше я никогда не встречался с Богданом, но слышал, что он стал одним из лучших агентов по разложению сектантов-«трясунов».
Самое ответственное и, конечно, самое сложное — работа с агентурой. В течение первых месяцев службы я прочитал все имевшиеся в нашей библиотеке учебники по всем спецдисциплинам, и прежде всего по работе с агентурой. На практике же все оказалось по-другому.
Первым моим агентом была Юлия Николаевна, по кличке Николаева. Пожилая женщина, сотрудничавшая с органами по линии церковного отдела с 1927 года, выбрала этот путь по доброй воле и желанию. Она неоднократно внедрялась в различные секты, вела активную переписку со «Свидетелями Иеговы», в том числе была на линии связи и с Бруклинским центром в США. На ее счету были и боевые дела — в 1928 году ее засылали под видом связной в националистическую вооруженную банду, которая была ликвидирована с ее помощью и при непосредственном ее участии. Работала по заданию в оккупированном Киеве, многократно выполняла задания по внутрикамерной разработке объектов. В моем представлении, она была если и не героем, то очень смелой и решительной женщиной. Судя по рабочему делу, где хранились все оригиналы письменных сообщений, Николаева была не очень грамотной, но обладала четкостью мысли, логикой. Работала на совесть.