Большая Охота. Разгром УПА
Шрифт:
Первая наша встреча проходила поздно вечером в одном из глухих переулков, недалеко от здания МГБ. Зам. начальника отделения Кузьма Емельянович, у которого на связи была Николаева, представил меня агенту:
— Юлия Николаевна, это наш новый молодой работник, у которого вы теперь будете на связи.
И вдруг я услышал совсем не то, что ожидал.
— А зачем мне нужен новый, да еще такой молодой работник! Или органы потеряли ко мне интерес? Или я стала старой и не гожусь для работы? Кузьма Емельянович, я буду жаловаться Виктору Павловичу. Я сотрудничаю с органами больше 25 лет, с вами работаю много лет, со мной работал сам Виктор Павлович, а вы кого мне даете в руководители, желторотого юнца? Это что, благодарность за мою работу?
Я знал от руководства, что Николаева практически уже «выработалась», что мне отдают на связь агента, потому что руководство отдела потеряло к ней интерес, как к ценному источнику, что она планируется в недалеком будущем к исключению из действующей агентурной сети. Я пошел на хитрость.
— Юлия
— Мог бы и сам Виктор Павлович прийти на встречу и объявить мне о своем решении. Ну да ладно, будем работать, я научу вас нашей работе, — с уверенностью и с чувством собственного достоинства завершила диалог старая агентесса.
И пошли мои частые встречи с Николаевой. Последнее время начальство не очень-то жаловало ее вниманием, все чаще под разными предлогами уклоняясь от предлагаемых, зачастую по ее инициативе, услуг. Ей казалось. что она делает важные сообщения, а информация была либо устаревшей, либо не представляла оперативного интереса. К этому времени возможности Николаевой практически иссякли. В общем, «старушка устарела». Николаева полностью выкладывалась в работе. Было заметно, как уставшая, часто болеющая пожилая женщина изо всех сил старается быть полезной для органов, всем своим видом и поведением показывала, что она еще нужна, что располагает нужными связями. Николаева просто не мыслила себя без этой организации, она слилась с ней, была ее частью.
Не одно десятилетие отдал я агентурно-оперативной работе, десятки разных агентов были у меня на связи, были и свои вербовки, но первого агента Николаеву я не смог забыть никогда, как не забывают первую женщину, первую любовь. Она действительно многому научила меня в работе с агентами, как их называли, «источниками», и как они сами себя именовали в агентурных сообщениях: «источник сообщает» или «источник установил…» Без работы этих настоящих помощников, как стали позже их называть, было бы невозможно функционирование сыска, являющегося обязательным атрибутом любой формы государственного правления в любую историческую эпоху. Пока существует в природе аппарат принуждения, аппарат насилия, карательные и аналогичные им органы любого типа — прокуратура, суды, армия, контрразведка, разведка, милиция, полиция и т. д. и т. п., то есть государство, — будет существовать и действовать агентура.
В основе каждой оперативной разработки лежит полученная, как правило, негласным путем, информация, заслуживающая внимания и дальнейшего изучения, что и выполняется различными способами — от агентуры до самых современных и совершенных технических средств. Человек устроен так, что, существуя в среде себе подобных, он обязательно будет делиться даже самым своим сокровенным с кем-то из близких ему людей — друзей, товарищей. Заместитель В. П. Сухонина Владимир Павлович часто ходил со мной на встречи и, терпеливо разъясняя принципы работы с агентурой, говорил: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Я цитирую классиков марксизма. Но ведь это действительно так. С кем делится человек своими мыслями, с кем разговаривает о своей жизни, кому жалуется?» И сам себе отвечал: «Друзьям-товарищам. Вот тут-то мы и возникаем, используя возможно имеющуюся в окружении объекта агентуру, или подводя нашу, или специально вербуя агента из числа этих «друзей-товарищей». Кто обычно предает? Самый близкий друг, который больше других знает. Конечно, не все и не всегда предают своих друзей. Я говорю в самых общих чертах, в принципе. Часто, и таких случаев у нас достаточно, когда друзья сами проводят профилактическую работу, предупреждают по-дружески своих друзей о возможных крупных неприятностях, если друг не перестает болтать ненужного или политически неверно высказывается, что само по себе является иногда опасным. К сожалению, чаще всего нам приходится вербовать человека на базе имеющихся компрометирующих материалов. Мы вынуждены «загонять» его в угол, оказывать давление на него, принуждать к сотрудничеству. Но все это мы делаем исходя из интересов нашего общества, защищая его от проникновения в нашу среду чуждой идеологии, врагов нашего строя. А как же иначе? Других путей пока нет. Конечно, много случаев и добровольных заявлений, добровольных услуг, предложений об оказании помощи».
Я внимательно слушал этого аса агентурной работы и был с ним полностью согласен. Впрочем, некоторые позиции мне не нравились, например, его любимое высказывание: «Ничто так не объединяет и не сближает людей, как их совместные пороки. Агентурная работа — это вид секретной, скрытной, тайной деятельности, а ведь это уже отклонение от нормальной жизни, уже все это порочно. Это сближает людей. Не говоря уже об известных темных делах или пороках вербуемого, которому в ходе вербовочной беседы становится ясно, что проводящему беседу сотруднику госбезопасности известно о нем все. Ну а уж в ходе дальнейшей работы с ним в качестве нашего
59
«Мурашковцы» — секта, занимавшаяся жертвоприношениями, посвящением на крови и телесными изуверствами. Основана неким Мурашко в начале 30-х годов, ликвидирована в 40-х годах.
Агент по другой линии, Арон, был в активе синагоги, считался правоверным евреем, выдавал себя за хасида [60] , прекрасно знал Талмуд, но было известно, что он атеист, а в синагоге работал исключительно за деньги, что и было использовано нами при его вербовке. Оказался прекрасным агентом. О преданности Арона органам госбезопасности, советской власти в отделе ходили легенды.
У агентуры с чекистами, у которых она находилась на связи, были особые, секретные, доверительные отношения. И поэтому были допустимы почти любые острые политические вопросы. Так, Арон и другие агенты из числа еврейских клерикалов часто спрашивали у чекистов, когда же будет решен правительством вопрос о строительстве в Киеве памятного монумента на том месте Бабьего Яра, где были расстреляны тысячи евреев.
60
Хасид — благочестивый (др. — евр.) Хасидизм — религиозно-мистическое течение в иудаизме, возникшее в первой пол. XVIII века среди еврейского населения Волыни, Подолии и Галиции (Зап. Украина). Начался как опозиционное движение против офиц. иудаизма, в частности раввината. Для х. характерны крайний мистицизм, религ. экзальтация, почитание цадиков («праведников», «провидцев»). Постепенно объединился с раввинатом. Наибольшее число приверженцев х. — в Израиле. (Большой энциклопедический словарь).
Это был «больной» вопрос. Кому-то не хотелось превращать Бабий Яр в Новую Голгофу, которой поклонялись бы не только уцелевшие евреи Егупеца [61] , но и весь иудейский мир. Удобнее было просто замалчивать страшную трагедию. В мои руки из архива попадались разные документы о массовой казни евреев в этом месте, в том числе и фотографии, сделанные палачами.
История создания памятника убитым евреям Киева крайне примечательна.
Протянувшийся на многие сотни метров овраг на северо-западной окраине города стал местом массовой казни киевских евреев осенью 1941 года. Там же в течение трех лет немецкой оккупации уничтожались советские военнопленные — солдаты, командиры и комиссары РККА. Так было удобно оккупантам. Таковых было 5 тысяч. Число убитых в Бабьем Яру евреев было более 100 тысяч. Их расстреливали голыми из пулеметов трое суток днем и ночью. Всех подряд — взрослых и детей, стариков и старух, молодых женщин с младенцами, здоровых и калек. Все они евреи, а посему по приказу Берлина и, исходя из расовой теории мракобесов ХХ века они должны быть умерщвлены.
61
Егупец — древнееврейское название Киева.
За несколько дней до этого немцы расклеили по городу объявления: «Все жиды Киева и окрестностей должны явиться 29 сентября к восьми часам утра на угол улиц Mельника и Дохтуровской с документами, теплой одеждой и ценными вещами. Кто не подчинится, будет расстрелян». В объявлении, продублированном разъезжающими по городу машинами с громкоговорителями, подчеркивалось, что евреи должны иметь при себе драгоценности, деньги и что их собирают всех вместе для отправки на историческую родину — Палестину.
Mногие не верили в свою близкую смерть. Говорили: «Немцы — культурная нация. Они не позволят себе уничтожать евреев. Все, что писали до войны советские газеты, — коммунистическая пропаганда».
Для довоенного Киева с населением в восемьсот тысяч человек уничтожение ста тысяч — каждого восьмого — поражает своей чудовищной масштабностью. Далеко не все смогли эвакуироваться из города, тем более что командование Красной Армии неоднократно заявляло, что город немцам не взять, Красная Армия сумеет отстоять столицу Украины. Слишком поздно поступил приказ об эвакуации населения. Да и широкий Днепр явился преградой для ухода гражданского населения на восток. Своевременной и плановой эвакуации города не было…