Большая расплата

Пенни Луиза

— Тогда кто?

Лаксот снова протянула руку. Твёрдую, как и её взгляд.

— За дверью два вооруженных офицера Сюрте, как вам известно. Всё кончено. Вы виновны в краже, но неповинны в убийстве. Сдайте оружие, пожалуйста.

И он ей подчинился.

Глава 42

Кадеты в молчании бежали по коридорам фабрики. Перепрыгивали через две ступени на лестницах. Просматривали пустынные залы, продвигались всё дальше и дальше.

После многочисленных неудачных попыток положить конец тренировочному

захвату заложников и арестовать захватчиков, Хуэйфэнь отлично помнила план фабрики.

Она ни разу не была в роли командующего. Эта роль всегда доставалась Жаку. И это неизменно заканчивалось для Сюртэ проигрышем. Заложники мертвы. Полицейские убиты. Бандиты скрылись. Невозможный сценарий, они понимали. Но ЛеДюк всегда говорил им, говорил Жаку, что тот мог что-то предпринять.

Каждый раз после очередного провала операции Жак рапортовал ЛеДюку, и в дело пускали револьвер. Совсем не в наказание, объяснял ЛеДюк. Но как последствие. Как учебное пособие. Для их же собственной пользы.

Теперь именно Хуэйфэнь вела свою маленькую команду. Новичков приводили в смущение её командные жесты, поэтому она выбирала самые простые и недвусмысленные. И они быстро и плавно продвигались дальше.

Наконец она остановилась и они перегруппировались.

— Думаю, его тут нет, — сказала Хуэйфэнь, осмотревшись.

— Если не здесь, — сказала Амелия, — то где?

* * *

— Тебе нельзя тут находиться, — сказал Жан-Ги, медленно входя в комнату.

Он был на пути в комнаты коммандера Гамаша, надеясь найти его там, когда заметил, что защитная лента места преступления на двери в комнаты ЛеДюка порвана.

Он аккуратно толкнул дверь ногой. Пистолет из кобуры пока не доставал.

Там, в центре гостиной, стоял кадет Жак Лорин. Сжимал пистолет.

— Сколько часов я тут провёл, — сказал Жак, привычно оглядывая комнату, словно не заметил оградительной ленты и маркеров улик. Не заметил брызг крови. — Я садился туда, — он показал рукой с зажатым в ней пистолетом. — А Дюк садился здесь. Только я и он. Это он мне подарил, понимаете? На мой день рождения.

Бовуар взглянул на автоматическое оружие. Точно такой же пистолет лежал у него в кобуре. Такие выпускались специально для нужд полиции.

— Он говорил, я однажды стану большим человеком. Он говорил, что когда-нибудь я буду управлять Сюртэ. И он мне в этом поможет. Будет моим наставником и покровителем. Он говорил, что всем великим людям требуются покровители.

— Но тебе покровитель был не нужен, так? — сказал Бовуар, закрывая входную дверь. — Тебе требовалось кое-что другое. Тот, кто бы стал искренне о тебе заботиться. И ты решил, что нашёл такого человека в лице профессора ЛеДюка.

— Так и было! — крикнул Жак. — Он заботился обо мне!

— Но появился коммандер Гамаш, и мир перевернулся, — догадался Жан-Ги. Он не пытался подойти ближе. — Понимаю.

— Нет, не понимаете.

— Понимаю. Со мной случилось то же самое, когда я впервые встретил месье Гамаша. Я думал, что понимаю в этой жизни

всё. Но с его появлением всё, во что я верил, стало вызывать вопросы. И тогда я возненавидел Гамаша за это.

Бовуар не спускал с Жака глаз. Молодой человек посмотрел в окно.

— А потом ненависть переродилась, — сказал Бовуар, словно рассказывал ребенку сказку на ночь. — Я начал ненавидеть людей, которым раньше доверял. Тех, кто внушал мне, что мир полон ужасных людей и что жестокость сродни силе. Я учился нападать первым, бить сильно и быстро.

— Он заботился обо мне, — тихо повторил Жак.

— По приказу профессора ЛеДюка ты стал посещать вечеринки у коммандера Гамаша. Чтобы обо всём докладывать Дюку. Но там ты обнаружил для себя неожиданное: оказывалось, что люди не так уж плохи.

Жак с вызовом взглянул на него.

— Мир перевернулся с ног на голову, — продолжил Бовуар. — Это было прекраснее и одновременно страшнее, чем ты мог предполагать. И внезапно ты понял, что не знаешь, что делать дальше. Кому доверять. Куда свернуть. Это ужасало. Потеряться гораздо страшнее, чем выйти не на ту дорогу. Поэтому люди не торопятся сойти с неверного пути. Мы слишком далеко зашли, или нам так кажется. Мы устали, запутались, испуганы. И мы решаем, что пути назад нет. Знакомо.

Жак стоял недвижно, не признавая правоты Бовуара.

Бовуар судорожно порылся в памяти, чтобы найти подходящие слова, чтобы вернуть парня в реальность.

— Ты смотрел то видео? — спросил Бовуар.

Жак едва заметно шевельнулся, но не ответил.

— Коммандер Гамаш никогда не обсуждал тот день ни с кем, кроме родных и близких друзей. Да и то, раз или два. Но с тобой он об этом поговорил. Вскрыл эту рану для тебя.

Жан-Ги видел перед собой юношу, годами страдавшего от рук сумасшедшего, и разучившегося отличать добро от зла. Он был не в состоянии даже просто рассмотреть их. Жак изо дня в день наблюдал лишь пустоту.

— Когда кто-то в нас стреляет, мы открываем ответный огонь, — сказал Жан-Ги.

Жак кивнул.

— Но не менее важно, чтобы, когда кто-то с нами добр, мы возвращали ему это добро, — тихо продолжил Бовуар. Аккуратно, осторожно, чтобы не спугнуть молодого человека.

— Мне потребовались годы, чтобы постичь эту истину. Ненависть, которую я испытывал к месье Гамашу, а потом к другим, снова сменила направление: я начал презирать самого себя.

— А сейчас? — спросил Жак, отвернувшись от окна, от пустоши за ним. — Всё ещё ненавидите себя?

— Non. Но для этого потребовалось много времени и сторонняя помощь. Жак, мир жесток, но в нём больше добра, чем мы предполагаем. И, знаешь, что ещё? Доброта побеждает жестокость. В конечном счёте, так и есть. Поверь мне.

Он протянул юноше руку. Жак уставился на неё.

— Поверь мне, — шепотом повторил Жан-Ги.

И Жак поверил.

* * *

— Как ты понял, что это я?

— Отпечатки пальцев, — сказал Гамаш.

— Ха, — выдохнул Бребёф.