Большая реставрация обеда
Шрифт:
– Дядя, тетя, брат, племянница…
– Нужны мне были такие родственники! – ляпнула вдруг Вендулка.
Что нарушило движение мысли в направлении «Мужчина – Женщина». Янка на промежуточной станции вышла из этого поезда и стала думать, что Анита в постели, наверное, лучше Густава Шкреты.
– А что конкретно вас не устраивает? – спросил Густав Шкрета. – Я в качестве сводного брата из Тюрингии или Анита Фогель в форме сестры милосердия?
– Всё, – обобщила Вендулка. – Но особенно фотография графа Дракулы.
– Это я, – повинился писатель. – После
– Неужели? – удивилась Вендулка.
– Ну, после трех, – сознался писатель.
– А вы не пробовали сниматься в кино? – спросила Вендулка, глядя на писательскую фотографию…
Все разговоры писатель сводит к Литературе. И это сводит Литературу с ума… «Здравствуйте, – говорит Литература, – и до свидания!» Ее помещают в частную психиатрическую клинику, где со вкусом подобрана библиотека.
– В нашей литературе есть две тенденции, – сообщил писатель. – Либо роман без сюжета, либо сюжет без романа! И скоро обе тенденции останутся без читателя!
– Что будете тогда делать? – спросила Вендулка.
– Ну, – принялся рассуждать писатель, – похороню литературу, справлю по ней поминки и дважды в неделю буду ходить на кладбище и читать стихи…
Любовь скончалась раньше суммы,Отпущенной на этот случай!– Эти стихи о чем? – уточнила Вендулка.
– О любви читателя к современной литературе, – пояснил писатель и снова продекламировал:
Я с возрастом таращусь на вершиныБез прежнего, спортивного желания…Как обладать тобой до половиныЗа двадцать пять процентов содержания?!– А вы не хотите похоронить свои стихи? – осведомилась Вендулка. – И может, литература еще поживет!
– Вам повезло, – заметил писатель, – что я хорошо воспринимаю критику. Но могу и встать! Это на Льва Толстого можно брехать все что вздумается. А я способен еще подняться с дивана и навалять!
– А я могу взять сковородку и адекватно ответить, – ввернула неугомонная Вендулка.
– Что вы делаете?! – забеспокоился Густав Шкрета.
– Обмениваемся мнениями! – пояснила Вендулка.
– Диалог стимулирует выделение желудочного сока, – свернул на свою любимую тему писатель. – Дикий Единорог выходит из леса…
– И тут девственница бьет ему по потенции! – закончила фразу Вендулка. – После чего дикому Единорогу становится не до литературы.
«Пора бы появиться Йиржи Геллеру», – подумал я, поскольку обмен мнениями грозил перейти в потасовку…
Автор припоминает цитату и употребляет ее не к месту: «Я приеду к тебе на обед, но вот мои условия: обед должен быть прост, дешев и изобиловать только беседами в сократовском духе. Но и тут – в меру…»
– Искренне тронут! – сказал Йиржи Геллер, осматривая гостей. – Вы приняли мое приглашение отобедать! Однако
Выступление Йиржи Геллера потрясло всех, даже такого отчаянного нигилиста, как писатель. Питер Устинов попытался «встать в строй», но только вытянулся на диване солдатиком. Анита поплотнее запахнула халат, Янка глупо расхохоталась, Густав Шкрета чихнул и выронил альбом, а Вендулка брякнула: «Как доехали, чтоб вам провалиться!»
Йиржи Геллер был в маске Тутанхамона.
– А вот и Хэллоуин! – воскликнул писатель. – В смысле, как тыквой по голове!
Но Йиржи Геллер ничуть не смутился от подобных сравнений и маски не снял.
– Извините за странный вид, – сказал Йиржи Геллер, – но мне захотелось придать нашей встрече побольше артистизма.
– Это удалось, – подтвердил писатель. – А нет ли у вас в хозяйстве противогаза? Я мог бы изобразить египетского слона!
– У вас и так хорошо получается, – пробурчала Вендулка. – Без противогаза.
– Вот привязалась! – в сердцах воскликнул писатель.
После чего закрыл глаза, скрестил на груди руки и принялся корчить из себя классика мировой литературы на смертном одре, только со стаканом вместо свечки.
– Питер Устинов! – представил писателя Густав Шкрета. – Дальний родственник из России. – Он раскрыл «семейный альбом» и принялся демонстрировать Йиржи Геллеру фотопортреты писателя: – Вот, вот и вот…
– Симпатичненько получилось, – оценил фотографии Йиржи Геллер. – Надеюсь, вы понимаете, что данная мистификация не имеет под собой никаких дурных намерений?
– Ну, если вам хочется повалять дурака, милости просим! – ответил писатель. – История видела обеды и посмешнее…
– Все писатели педерасты! – вдруг заявила Вендулка.
– Почему?! – опешил писатель.
– Потому что у них однополые мысли, – пояснила она.
– Не надо утрировать, – возразил писатель. – У меня в голове полный бордель!
Как-то русский писатель Андрей Белый принес в издательство рукопись романа «Петербург». Ее опубликовали в 1914 году. После чего Андрей Белый переработал свой «Петербург» и сократил вдвое. Новую версию романа опубликовали в 1922 году, а современные авторы были потрясены! Они всегда доливали воды в свои произведения и никогда их не сокращали. Ведь сделать из «Петербурга» двухтомник «Санкт-Петербург» намного выгодней, чем просто иметь совесть. Почему Андрей Белый шел от обратного – одному Богу известно!
– Все дважды сосчитано, взвешено и поделено! – сказал Йиржи Геллер, опираясь на стол, уставленный блюдами и закусками. – Кстати, вы знаете, откуда это изречение?
– Боюсь ошибиться, – ответил писатель, подтягивая к своему дивану «перекати-бар», – но на иврите это звучит как «мене, мене, текел, супинатор»…
– Упарсин, – поправил его Йиржи Геллер.
– Точно! – воскликнул писатель. – У меня незаконченное высшее образование, поэтому я начинаю за здравие, а завершаю за упокой, – пояснил он. – А с чего вы вспомнили про пир Валтасара?