Большая родня
Шрифт:
— Да… жеребца объезжаю, — замялся и сразу же выровнялся Варивон. — Недавно, бесовская сила, самого Александра Петровича сбросил. Чуть не убил мужика. Громоход — не жеребец. Я ему злость перегоню на горячее мыло.
— Больше ничего не думаешь делать? — недоверчиво покосился.
— Абсолютно ничего, — промолвил с готовностью и ясно взглянул на Кушнира.
— Да… — едва не вздохнул. — Ну, если такое дело — заберу у тебя коня: сам усмирю его.
— Глядите… сбросит вас, — растерялся Варивон, не подпуская
— Меня сбросит? — удивился.
— А чего же! Конь — как змей! Мной уже так брякнул об землю, аж дым пошел. Косточки до сих пор, как цимбалы, гудут, — морщась и растирая грудь, осторожно берет на испуг своего председателя. Варивон так входит в новую роль, что и в самом деле начинает ощущать, будто у него побаливают кости. Кушнир пристально и недоверчиво следит за ним, а потом вдруг веселеет:
— Врешь ты, Варивон, тебя сам гром не сколупнет из седла. Ты скажи по совести: в район летишь?
— В район, — удивился и вздохнул.
— К Свириду Яковлевичу? — уже широко улыбается Кушнир, и Варивон смотрит на него с настороженной опаской.
— К Свириду Яковлевичу.
— Ну, и молодец, Варивон! Так бы и давно! А то начал петлять, как заяц на первой пороше. Аж злость разбирает. Ты все чисто расскажи Свириду Яковлевичу, а то я уже с этим Крамовым намучился до седьмого пота. Он мне всю голову, как шершень, прожужжал; он мне всю пасеку перекачает. А как начнет по телефону барабанить, так даже пластмасса не выдерживает.
Варивон с радостью и признательностью взглянул на Кушнира.
— Абсолютно все скажу! Еще и прибавить смогу… такую тень бросил на Дмитрия.
— Лишнего не долдонь. Знаю тебя, — погрозил пальцем и, вздохнув, прибавил: — Знаешь, никак в ту ночь заснуть не мог. Все за Дмитрия. Сам себя последними словами за малодушие ругал. Даже жене все рассказал.
— Вот был концерт, — засмеялся Варивон.
— Не без того, — помрачнел Кушнир. — Самое главное, чего он, твой Дмитрий, драться лез… Свое постановление мы отменим, а вот от Крамового надо избавиться. Ну, в добрый путь, Варивон!
— Спасибо, — восторженно пожал ему руку и, как молодой ветер, помчал по дороге.
ХХІІІ
В долинке заурчала машина и, подмывая низкие волны просветленного розового тумана, с напряжением поднялась на дорогу. Дмитрий поднял руку, но шофер только головой замахал и поехал дальше. Потом легко, как ласточка, вылетела новая черная «емка»; в ее лакированном отсвете молниеносно перемещались придорожные деревья, мерцало потемневшее небо.
«Не возьмет», — твердо решил, но «проголосовал».
Машина всплеском дождепада зашелестела по мелким камешкам, остановилась у зеленой зернистой обочины. Из кабины размашисто выскочил русый мужичонка, выровнял
— Из Новобуговки? — тряхнул кудрявыми волосами; подвижные каштановые кольца взметнулись вверх и, попрыгав, посыпались на надбровье.
— Из Новобуговки, — пристально осмотрел рослого, среднего возраста мужчину со спокойным продолговатым лицом, кое-где посеченным первыми линиями морщин. Они, словно живые прожилки, выгибаясь, резче легли на высокий лоб, обвили его задумчивостью. Дмитрий как-то подсознательное понял, что слова незнакомца были веселее, чем весь его внешний вид.
«Наверно, ученый», — подумал, присматриваясь к нему так, чтобы тот не замечал на себе внимательного и одновременно нерадостного взгляда.
— В город собрались?
— Ага. В район.
— Что же, садитесь — подвезу, — вскочил в машину, взглянул на часы и нахмурился. — Вперед, полный, — промолвил так, как отдают команду капитаны пароходов.
Машина задрожала, и навстречу ей, качаясь, начал наплывать массив леса, изредка просвечиваясь радостными голубыми лентами просек. Между деревьями, как ребенок на качелях, закачалось раннее солнце.
— А это кому, шоферу? — Дмитрий, снижая голос, показал глазами на бутылку.
— Никому. Шофер у нас человек непьющий, — улыбнулся и ясными серо-голубыми глазами взглянул на небольшого чернявого парня. Тот только горестно покачал головой и вздохнул.
— Что-то мало таких шоферов встречал.
— Как яровые зазеленели. Барвинок! — радовались глаза незнакомца. — А вы зачем в район? Обсеялись уже?
— Где там.
— Странно! — неодобрительное покачал головой. — Не из канцеляристов?
— Еще чего не хватало, — Дмитрий аж закрутился на месте. — У меня такая канцелярия, что от звезды и до звезды не обойдешь.
— Бригадир?
— Бригадир.
— Оно и видно.
— Ха-ха-ха! — не вытерпел шофер и провел ладонью по надбровью.
— Гляди не захлебнись. Это по малолетству случается, — бледнея, подкусил Дмитрий.
Шофер изумленно взглянул на него, обернулся и, давясь смехом, затрясся над рулем. Неизвестный пытливо покосился на Дмитрия.
— По делам едете? — более приязненно заговорил.
— Горькие наши дела.
— Горькие?
— Как хлеб с полынью. Ели когда-нибудь?
— Вырос на нем. Как звать вас?
— Дмитрий Тимофеевич. А вас?
— Иван Васильевич. И кто же эти дела решит?
— Партия.
— Что же у вас такое?
— Эт, и говорить не хочется.
— Тяжело? А вы скажите. И в книгах пишут: разделенная радость — двойная радость, а разделенное горе — половина горя.
— Не мне его с вами делить, — ответил с сердцем, остро ощущая, как покалывали его недавно сказанные слова незнакомца.