Большая скука
Шрифт:
Два матроса подходят все ближе, они уже в трех шагах от меня. Люди вокруг застыли в неподвижности, лишь музыкальный автомат упрямо горланит назойливую мелодию твиста. В этот момент мне все тут кажется таким нелепым – и эти две крадущиеся фигуры, похожие на горилл, и их оружие, страшное своей примитивностью, и мое отчаянное положение человека, зажатого в углу; мне не раз приходилось бывать в отчаянном положении, но во всех случаях это был результат моих настойчивых попыток чего-то достичь, все имело какой-то смысл, но то, что разыгрывается сейчас…
Человек с бутылкой достиг той черты,
– Для социолога вы недурно деретесь, – тихо говорю Сеймуру.
– Социологом я не родился, дорогой Майкл, – невозмутимо отвечает Сеймур. И, кинув последний взгляд на поле брани, добавляет: – Не везет мне в питье. Как только задумаю надраться как следует, обязательно случится что-нибудь непредвиденное.
Сеймур оставляет нас у входа в «Англетер». Уже темно.
– Загляните ко мне минут через десять, Майкл, – говорит Дороти, выходя из лифта.
Пятнадцать минут спустя стучусь в дверь ее номера, однако никакого ответа.
Проходит еще полчаса, я делаю еще одну попытку.
– Войдите! – слышу знакомый голос.
Дороти рассматривает сваленные на столик датские сувениры – миниатюрные латунные копии знаменитой «Маленькой сирены», никелевые брелочки с гербом Копенгагена, серебряные ложечки с тем же отличительным знаком.
– Спускалась вниз купить каких-нибудь безделушек для подарков, – поясняет она. – Я ведь завтра уезжаю.
– Завтра?
– Ну конечно. Симпозиум кончается, и я уезжаю.
– Если я не ошибаюсь, Сеймур и Грейс остаются.
– Они остаются, а я уезжаю.
– Но почему так внезапно?
– Ничуть не внезапно, а в полном соответствии с программой.
Она оставляет в покое сувениры и переводит взгляд на меня.
– Надеюсь, вас не очень огорчает, что мы расстаемся.
– Может, и огорчает.
– В таком случае единственное, что я могу вам предложить, – это уехать вместе со мной.
Я не тороплюсь с ответом, и женщина склонна видеть в этом признак колебания, потому что спешит добавить:
– Можно не сразу. У вас достаточно времени, чтобы покончить с делами и принять героическое решение. Я пробуду целый месяц в Стокгольме, в отеле «Астория».
Она садится в белое кресло, снимает свои нарядные туфли и, согнув ноги в коленях, по-детски упирается ступнями в сиденье, не обращая внимания на то, что ее вышитая розовая юбка задралась почти до пояса. Это вполне в стиле той дамы, которая ведет себя не как принято, а как ей удобно, и которая воспитанному целомудрию предпочитает бесцеремонную непосредственность. В том, что она и не пытается
– Ох и устала же я! – вздыхает Дороти и запрокидывает голову.
– Приключения тем нехороши, что от них устаешь, – замечаю я.
– Приключения? Мечешься во все стороны, чтобы успеть попробовать и то, и другое, и третье, и, хотя все мне уже знакомо, никак не остановлюсь, постоянно кажется, что есть еще вещи, которых ты не изведала, ведь все, что ты до сих пор успела познать, тебя ничем особенно не удивило и всегда приносило усталость, досаду, разочарование…
– Ваш мелодичный голос начинает смахивать на нудное брюзжание Сеймура.
– Не говорите мне про Сеймура… Дайте лучше сигарету.
Я выполняю приказание и щелкаю зажигалкой. Дороти жадно делает затяжку, вероятно полагая, что это вернет ей бодрость, и, выпуская дым, запрокидывает голову.
– Эта проклятая жажда, жажда испытать что-то еще не испытанное, а потом и это забыть, поскольку оно уже испытано, и опять искать чего-то нового… Переезжаешь из города в город, чтобы избежать скуки, торопишься, так как тебе кажется, что скука преследует тебя по пятам, а на самом деле она тебя встречает, притаившись в темном углу каждого нового помещения: «Ку-ку! А вот и я!» Игра в прятки, занятная только до поры до времени. Пока не наступит усталость… А я уже на пороге старения, на пороге усталости, у врат спокойствия. И единственное, что меня удерживает от рокового шага, – это страх перед одиночеством…
Подняв голову, Дороти снова делает затяжку и смотрит на меня испытующим взглядом.
– Поедете со мной, Майкл? Так, не раздумывая?
– Зачем? Ради очередной игры?
– О, если речь едет о любви, то, поверьте, в эту игру я играла, и на крупную ставку; это с каждым когда-нибудь случается – играет, пока не обанкротится и не поймет, что играть в любовь напропалую – значит проигрывать. Хорошее и тут длится очень недолго, а за ним следует серия холостых выстрелов, потом еще раз что-нибудь ошеломит тебя маленько, и снова холостые выстрелы…
– И в итоге…
– В итоге разочарование и усталость, – прерывает меня женщина.
Уставившись в пространство, она как бы мысленным взором еще раз проверяет итог, о котором шла речь.
– Вы знаете, – неожиданно оживившись, говорит она, – как-то раз поехала я в Ниццу. Меня там ждала, как всегда, шумная, веселая компания неврастеников. Казино, ночные пьянки, любовь по мелочам… Еду в Кан. Тихие бульвары, пальмы, море, покой зимнего мертвого сезона. Подруливаю к отелю «Мартинец» и там бросаю якорь. До чего же приятно сознавать, что никто и не подозревает о твоем присутствии, что у тебя в чемодане есть два криминальных романа, что ты можешь совершать прогулки в гавани утром рано и днем, что кругом тишина… Просто великолепно было. Но уже на третий день я не выдержала и опять подалась в Ниццу.