Большая скука

Райнов Богомил Николаев

– Значит, было не так уж великолепно?

– Было бы, если бы рядом со мной находился кто-нибудь вроде вас…

Она снова бросает на меня взгляд и еще раз повторяет свое приглашение:

– В сущности, что нам мешает возобновить попытку?

– Очень многое.

– Например?

– Ну хотя бы различие в характерах. Я не весельчак, Дороти. И не забавник.

– Да, да, знаю. Вы вечно молчите, как бревно, вот в чем, оказывается, ваша главная страсть. И молча посмеиваетесь про себя надо мной. Будь я немного глупее, я, вероятно, предпочла бы приятеля, который

бы меня баловал и развлекал. Я бы уставала от танцев и пирушек. Только весельчак обычно на третий день уходит веселиться к другим. А болтливый через какое-то время либо замолкает, либо начинает досаждать тебе тем, что повторяет одно и то же. Зато, имея дело с таким противным характером, как ваш, ничем не рискуешь, потому что стать еще более противным он едва ли сможет. От вас, Майкл, неожиданностей ждать не приходится.

– В этом вы правы, – киваю я. – По части сюрпризов я слаб. Чего не могу, однако, сказать о вас.

– От меня можно ждать только приятных сюрпризов. Поедемте, и я покажу вам страны и места, каких вы и во сне не видели…

– Я вообще очень редко вижу что-нибудь во сне. А если случается видеть, то главным образом черных кошек, но только не страны и места…

Пропустив мимо ушей мое последнее признание, Дороти продолжает:

– Как вы могли слышать, я уже небогата, но, кроме жалованья, я получаю ренту, и этого вполне достаточно, чтобы мы не были стеснены в средствах.

– Быть на содержании у женщины, можно ли придумать более стесненное обстоятельство?

– Стоит только захотеть, и вы с успехом можете сами себя содержать, – намекает Дороти и тянется с окурком к пепельнице.

Процедура длится довольно долго, и при таком сильном наклоне я вынужден разглядывать так хорошо знакомую мне грудь. Наконец акт огнетушения окончен, однако, вместо того чтобы возвратиться обратно в кресло, Дороти знаком предлагает мне придвинуться поближе, обнимает меня и шепчет на ухо:

– Вами интересуется Сеймур…

Пожав плечами, я собираюсь ответить, но она прикладывает палец к губам и продолжает все так же шепотом:

– Если бы вы его не интересовали, он бы даже не взглянул в вашу сторону. Но уж если Уильям в чем-то заинтересован, он не станет расточать любезности, а готов платить.

– Удивляюсь, что во мне может заинтересовать такого человека, как Сеймур, – говорю вполголоса.

– Нетрудно догадаться, если принять во внимание, что он связан с одним из тех учреждений, которые занимаются сбором информации, или безопасностью, или чем-то в этом роде. Безопасность… Господи!.. Забрались на действующий вулкан и толкаем про безопасность.

– Вас беспокоит вулкан?

Дороти снова делает мне знак, чтобы я говорил потише, затем шепчет в ответ:

– Меня? Нисколько. Это безумное время особенно удобно тем, что твои собственные безумства ни на кого не производят впечатления.

И после непродолжительной паузы:

– Вам особенно не стоит ломать голову над тем, сколько из него выкачать, сто тысяч или двести. Ради безопасности они экономить не станут. Постарайтесь выудить у него побольше долларов, а я вас научу, как нам их лучше потратить.

–

Боюсь, что у меня не найдется подходящего товара, чтобы выудить такую сумму.

– Не будь у вас подходящего товара, стал бы Уильям так вас обхаживать. Он не из тех, что дремлют у пустых яслей.

– Все же мне лучше известно, что есть в моей собственной голове, – терпеливо замечаю я. – Ежели ваш приятель в самом деле тот, за кого вы его выдаете, то ему нужна информация. А у меня ее не наберется даже на два доллара…

– Тогда сфабрикуйте ее! – шепчет Дороти, не задумываясь. – Раз товар – это всего лишь слова, то лжецу вроде вас стать Рокфеллером раз плюнуть.

И чтобы дать мне возможность поразмыслить, она говорит на сей раз в полный голос:

– Закажите, пожалуйста, кофе и чего-нибудь безалкогольного. И, будьте добры, подождите меня. Я должна принять душ.

5

Итак, отшумело еще одно крупное событие в истории науки. Международный симпозиум социологов закончился. Делегаты покидают железобетонный ангар, именуемый залом заседаний, и я тороплюсь сделать то же самое, пока кто-либо из моих знакомых меня не заарканил. Отсюда выбраться, однако, не так-то легко, потому что перед расставанием большинство присутствующих впадает в умиление, при этом люди обмениваются рукопожатиями, визитными карточками и последними снимками, так что движение у выхода совершенно застопорилось.

– А, мистер Коев. А мы вас ищем, – слышится позади гулкий бас Хиггинса. – Вы после обеда участвуете в экскурсии, не так ли?

Забыл сказать, что в ознаменование исторического события учредители придумали какую-то экскурсию. Я, разумеется, не испытываю к ней особого интереса, как, впрочем ко всяким групповым поездкам в огромных автобусах, и потому спешу сказать глухому, что весьма сожалею, но…

– Мы тоже крайне сожалеем, – заявляет мистер Хиггинс, имея в виду не только себя, но и мистера Берри, который появился тут же, как всегда потный и сонный. – Вот вам визитная карточка с моим адресом, – торопится мистер Скелет. – Если вы все же решите что-нибудь предложить нам для издания…

– …и если у вас появится желание погостить у нас в Штатах… – добавляет Берри, протягивая и свою визитную карточку.

– Черкните два слова или дайте телеграмму! – подытоживает Хиггинс.

Затем следуют горячие рукопожатия и дружеские похлопывания по плечу.

В момент этой трогательной церемонии оставляет свое кресло и приближается к нам мистер Сеймур. Выждав, пока эти двое удалятся, он спрашивает:

– Что же они вам предложили? Гонорар или стипендию?

– Что-то в этом роде.

– До чего наивные люди, – пожимает плечами Сеймур. – Такие вот глупцы все еще верят, что неудобства, причиняемые тем, что человек водит дружбу с Америкой, с лихвой покрываются какой-то стипендией.

– Вы слишком скептически оцениваете свою родину.

– Я все оцениваю скептически, в том числе и родину… и некоторых своих соотечественников. – И, меняя тему, спрашивает: – После обеда вы, вероятно, будете провожать свою дорогую Дороти?