Большая судьба
Шрифт:
– Ах, господин, мы долго ехали сюда, устали, и нам необходим отдых! глаза его смотрели на Дитенгофа со святой невинностью.
– Но вы здесь уже давно живете!
– перейдя на родной язык золингенцев, вскричал чиновник.
– Пора ехать! Так требует господин министр.
– Скажи, скажи, Иоганес, что тут есть больные!
– придвинулись к своему старшему золингенцы.
Лорх снова заговорил умильным голосом:
– У нас заболели женщины. Вот у него, - указал он на одного долгоносого, со
– Но вы можете ехать пока одни!
– не сдавался Дитенгоф.
– Как это можно!
– вскричал Лорх.
– О том есть письменный контракт, и господин министр должен щадить нас!
Иноземный мастер взглянул на Аносова и вдруг на ломаном русском языке сказал ему:
– О, мы ждем хороший снег, зима! Это очень хорошо - добрый путь! заулыбался Лорх.
– Русский тройка, звонец, ямщик! О, как хорошо!
– сладко прищурив глаза, вымолвил он.
– Нет, мы обождем еще снег!.. Позвольте, господин, как ваше имя?
– подобострастно спросил он.
– Аносов!
– коротко ответил шихтмейстер.
– Господин Аносов, и вы, господин начальник, прошу за стол. Вы наш гость!
Немецкие мастера плотнее окружили горных чиновников.
– Ах, боже мой, что вы все стоите и толкаетесь!
– засуетился Лорх. Скорее сюда пиво и сосиски!..
Они бережно усадили Дитенгофа и Аносова за тяжелый дубовый стол, и трактирный слуга мигом поставил перед ними огромные кружки и пышущие горячим паром сосиски.
Дитенгоф успокоился, всю надменную важность с его лица как ветром сдуло. Он наклонился и прошептал шихтмейстеру:
– Давайте уступим им. Славные ребята! Так мы скорее выполним нашу миссию! Мы только немножко выпьем, господин Аносов...
Однако Дитенгоф вскоре забыл о своей миссии. Он поглощал пиво кружку за кружкой, и шихтмейстер только поражался столь огромному вместилищу, которое скрывалось под мундиром департаментского чиновника. Глаза Дитенгофа делались всё ласковее, умильнее. Он пил и с жадностью ел сосиски. Немцы по-приятельски хлопали его по плечу и убеждали:
– Хороший пиво! Превосходный!
Лорх, нахмурившись, недовольно посмотрел на Аносова:
– Отчего сей господин не пьет?
– Я не могу, - отказался Павел Петрович.
– Кто вы есть?
– Я только что окончил Горный корпус и произведен в шихтмейстеры! сдержанно ответил Аносов.
В глазах золингенцев вспыхнули озорные огоньки. Они недоверчиво переглянулись, но Лорх вежливо сказал:
– Горный корпус... Шихтмейстер!.. Это очень хорошо! Мы будем понимать друг друга.
Толстый с рыжей бородой пруссак вдруг схватился за бока и захохотал в лицо Аносову:
– Он всё врет! Горный специалист не может быть в Россия! Он есть только в Германия к в Европа!
– Позвольте!
– побагровел
– Русские издавна прекрасные горщики, литейщики, металлурги! Горный корпус существует давно! Надо знать!
Злой хохот пруссака оглушил горного офицера. Глаза Аносова гневно вспыхнули.
– Не смейте издеваться!
– решительно выкрикнул он.
– Вы позволяете себе лишнее! Я могу...
Маленький Лорх выскочил вперед и поднял кулаки на пруссака.
– Замолчать!
– закричал он.
– Господин Аносов - честный человек и любит свою страну. Так нельзя, мы простые люди и должны уважать труд каждого человека!
Дитенгоф сразу отрезвел от слов Лорха, понял, что пруссак зашел слишком далеко. Кто знает, что может сделать этот молодой горный офицер? Чего доброго, он может дойти до министра, и тогда... "Нет, это невыгодно для карьеры!" - решил департаментский чиновник и, подняв руки, с улыбкой сказал по-немецки:
– Хватит шутить! Россия - великая страна, и всё в ней есть: и свои ученые, и свои большие люди! Не так ли, господин шихтмейстер?
Аносов не ответил. Всё еще волнуясь, он еле сдерживался и старался не смотреть на самодовольное лицо пруссака. Лорх уже хлопотливо наливал пивные кружки и, придвигая их, предлагал столичным гостям:
– О, это хороший пиво, ячменный пиво! Пейте, господин шихтмейстер!
Дитенгоф продолжал пить. Глаза его стали мутнеть. Окружавшие его мастера предложили спеть на родном языке. Подмигнув Аносову, Лорх добродушно прошептал по-немецки:
– Не осудите нас, господин шихтмейстер. Мы покинули родную страну. Так тяжело покидать свою землю и море. Нам хочется спеть немецкую песню. Это очень хорошо - своя, родная песня!..
Уже за полночь немцы провожали до пристани своих гостей, освещая факелом дорогу. Аносов шел бледный и молчаливый. На душе лежала тяжесть. Его тревожили противоречивые мысли. "Их, несомненно, гонит на Урал нужда!
– думал он о золингенских мастерах.
– Однако их ставят в ложное положение. У нас, в России, свои превосходные мастера; но их забыли... Что же это?.."
Между тем Дитенгофа ввели в тесную каюту и уложили на диванчик. Тот самый смуглый штурман, который показывал утром Аносову паровую машину, угрюмо сказал горному офицеру:
– Изрядно-таки сей чиновник нализался...
Он иронически улыбнулся и плотно закрыл за собой дверь.
Лежа на диванчике, Дитенгоф долго не мог успокоиться. Он всё время что-то бормотал, оправдывался, порываясь куда-то бежать.
За бортом парохода шумели волны, доносился ритмичный стук паровой машины. Аносов сидел за столиком; подперев ладонями подбородок, он пристально смотрел на огонек свечи, который вздрагивал при каждом толчке судна.
Глава пятая
В ДАЛЕКИЙ ПУТЬ!