Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)
Шрифт:
Немиров это буревестник грядущего синтеза лево-либеральной эстетики и фразеологии с православно-охранительной право-либеральной политикой. Мы надеемся, что Гельман прочтет это предисловие и даст Немирову много долларов.
Наконец, пара слов о стилистике. Книги Немирова построены как энциклопедии, с алфавитно-упорядоченными статьями и симпатичными перекрестными ссылками. Немиров, конечно, всегда писал свои книги гипертекстом. Проекты его в законченном состоянии просто не существуют, эстетика незаконченности есть одна из сильнейших (и наименее оцененных) черт немировского стиля. Даже в энциклопедии ужасного художника Тер-Оганяна, изданной Гельманом на бумаге для разрушения русского религиозного сознания (а ебись оно раком) две трети статей незакончены. Дебилы-критики видели в этом дефект издания, не понимая радикальной эстетики, таки да. Конечно, Немиров мог бы дописать и эти главки, но тогда пришлось бы добавить еще сотни три пустых. Я не помню, любит ли Немиров строчки Державина «Открылась бездна, звезд полна; звездам числа нет, бездне дна»,
Немировская коронная лакуна — совершенно не то же самое, что свойственная постмодерну (и символизму) ложная многозначительность; это по-державински трезвое осознание безграничности возможностей, божественных и людских — акмеизм, в своем роде. Лакуна, недосказанность — прием не только Блока и Мережковского, но и Гумилева:
…Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города
И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой
Немировские пропущенные главки суть приниженный, сообразно эпохе, гумилевский «непонятный вой», рев духа и плоти. Бытие здесь и сейчас — не имеет границ; попытка описать его нарывается на поражение. «Кого тот ангел побеждал…» Мандельштам писал, что поэзия это кружево, а ее суть — пустота, промежность меж нитями. То же можно сказать о Немирове; промежность и есть самое важное в его тексте. Привычка демонстрировать хуй и насыщенность текста хуями — явление того же плана; Немиров при публикации своих стихов иногда заменяет хуи на крученыховские звукописные обороты — он в праве своем, поскольку от этого по сути ничего не меняется.
В провизиональном Интернет-издании (которое вы читаете), пустые главки были безжалостно выкинуты: конечно, я этим сильно обосрал авторский замысел (на то оно и provisional, однако), но мною двигала забота о несчастном читателе, которому придется загружать сотни пустых файлов и ждать, когда они загрузятся.
Немиров совершил некую революцию в русской стилистике (сравнимую разве что с утверждением онегинской строфы в качестве эталона нарративной поэзии): Немиров ввел новый знак препинания. И поскольку объем знаний человечества увеличивается и увеличивается, скоро уже вообще ни про чего нельзя будет написать, не опуская всяких важных деталей, так что —
И еще следовало бы сказать про психофизиологию исландских саг в соотношении с немировскими детальными исследований обстоятельств быта достойных тюменщиков, но тут я лучше —
22-е апреля 2000 года, день рожденья В.И.Ленина.
Абакан
Город в Сибири, то ли в Хакассии, то ли в Алтайском крае. Через Тюмень проходит поезд Москва-Абакан (и, соответственно, Абакан-Москва), на котором многим из тюменщиков доводилось езживать. При этом с ними происходили весьма удивительные истории. Вот, например, что приключилось с Неумоевым Р., рассказанное им самим.
Я его даже выделю иным шрифтом.
1.
Как известно, вокзалы в нашей стране — места весьма удивительные и замечательные. Если там провести не 20–30 мин. в ожидании поезда, за которые можно успеть разве что нажраться в буфете коньяку, подружиться с цыганами, получить по морде и быть ограбленным, а провести там целую ночь и хорошенько оглядеться, то можно увидеть что-нибудь из нынешней жизни и более того.
Например. Как-то раз, не так, впрочем и давно сидим мы, то есть я, Роман Неумоев с Андреем Гофлиным у моего подъезда и курим. Как вдруг, я ему и говорю:
— Слушай. Ты мне скажи, наконец, честно. Ты душу спасать думаешь?
Он свои брежневские брови хмурит, молчит какое-то время, не знает, что на такой вопрос и ответить. Но, наконец, вынужден сознаться, что хоть он — головушка и забубенная, но и его бессмертную душу тоже надо спасать. Но Андрюха, если кто его знает, он реалист безжалостный и говорит мне, что здесь, в Тюмени он свою душу спасать не в состоянии. И мне не советует. Тут нашим душам полнейший «кукен-кракен». Вывод — в схиму! А чего долго думать? Десять минут на сборы, едем к Гофлину, берем денег, садимся в тачку — и на вокзал. Расклад, значит, такой: Андрюха едет в схиму, а я его до туда сопровождаю.
На вокзале в Тюмени, как и во многих других местах идут своим чередом всяческие демократические процессы и реформы. В центре вокзала теперь отгорожено пространство для пассажиров с билетами и деньгами. Причем, чтобы не имея билета или бесплатно попасть из одного конца вокзала в другой его конец надо либо платить, либо быть уже безвозвратно пассажиром, либо идти через привокзальную площадь. Таким образом, и здесь налицо стремление к достижению Божественного порядка, а именно — к разделению всего обитаемого пространства на Рай и, так сказать, тьму внешнюю. В «раю», разумеется, всяческие блага: удобные, слегка напоминающие форму вашего таза, пластмассовые кресла, телевизор, буфет без очереди, два мента в милицейской будке, ну и короче- покой и культурный отдых.
Во тьме внешней — все то, с чем можно познакомиться буквально за полчаса: цыгане, алкоголики, молодые люди из тюменского «ОблРэкет» а, грязь, вонь, чемоданы, тюки, лица кавказских национальностей, и т. д. плюс возможность нажраться во всех других буфетах, которых 4 или 5, не помню уже.
Так как мы с Гофлиным не на рок-фестиваль едем, а я уже сказал куда, то мы ведем себя соответственно, — то есть портвейн не пьем, а пьем коньяк, а
Смиряться мы начали с того, что для начала купили наконец билеты, как все остальные граждане. Сразу стало легче. Потом смиренно дождались, когда прибудет, с обычным в таких случаях опозданием, наш пресловутый Абакан-Москва «Хакассия». Ну у нас настроение приподнятое. Вот оно, как раньше! Приключение! Милые, это проводницы шутят и кокетничают. Напускают на себя строгости и суровости, но на самом то деле, к ним потом и в гости можно заглянуть. Ан, нет! Не спит враг рода человеческого, а есть Указ пресловутого Е.Б.Н.-а «Об усилении работы по охране порядка на транспорте»…
То есть: в ответ на наши с Гофлиным приветствия, проводница что-то сумрачно пробурчала и проводила нас нехорошим взглядом, с удовольствием про себя отмечая «Выпившие! Ага, христовенькие, погодите…»
Ничего еще не подозревая и не замечая, занимаем купе, где обнаруживаем гражданина кавказской национальности. Выглядит гражданин прилично, но нервно. Только мы обосновались и тут — как в фильме «Место встречи изменить нельзя»:
— Ну?
— Вот тебе и ну! А через две недели заявляются ко мне архангелы. За рога, как говорится, и в стойло.
Забегает проводница и сразу давай кричать: «Чего это вы половик мне весь сбуровили?». Мы, туда-сюда. Вступаем в пререкания. Это, мол не мы. Да и что тут такого. Подумаешь половик какой-то. А через две минуты ОМОНовцы с дубинками заявляются в купе. На выход! За рога, как говорится, и во тьму внешнюю.
Вот она, наша жизнь. Только что сидели мы королями в купе. И вот, мы уже на холодном ветру, в руках у нас то, что еще минуту назад казалось нам билетами, а теперь это уже не билет, а «пюстая бумажка» и акт, что мы нарушали порядок на транспорте. Это у нас. А у проводницы: свободные места, куда она тут же, несомненно, присовокупила парочку кавказцев и положила на карман этак штук четыреста. Ну, думаю, во вражина работает, не пущает, окаянный, Андрюху Гофлина в схиму.
Иные, не совсем стойкие и решительные паломники могли бы, чего доброго пасть при таком повороте дел в уныние. Но мы не таковы. Мы купили еще одни билеты и очень смиренно, буквально тихими стопами-с доехали, таки до Москвы. Ну а Москва, она имеет, среди прочих чудодейственных своих свойств, такое, что все расставляет по своим местам. Так что сопровождавший Гофлина я, то есть Ромыч, отправился в Псково-Печерский монастырь, а Гофлин сел на стакан у Немирова.
Впрочем, это уже не интересно.
2.
Еще тюменский вокзал нынче примечателен тем, что на нем местным ментам дают по роже простые гопники из г. Нижневартовска как раз посреди зала для пассажиров с билетами около будки с надписью «милиция», а на привокзальной площади вот уже два года открыто чуть ли не самое большое в Тюмени казино, куда меня упоминавшийся уже, кажется где-то М. Жилин, он же СЭР, пытался заманить. И один раз даже заманил и соблазнил игрой в карты, смирновочкой и прочими удовольствиями, да я в другой раз не пошел, а не будь дурак сбежал по дороге.
3.
Немиров М. просит добавить, что и его дважды ссаживали с именно поезда «Абакан-Москва», и тоже за якобы пьянство; один раз меня высадили в 1990 году на станции Балезино в Удмуртии, второй раз — в 1995 году в Муроме.
То есть, видимо, Р.Неумоев прав, и они, суки, действительно превратили это дело в выгодный бизнес.
Авангардизм
Направление в искусстве, являвшееся главным в XX веке, и лютовавшим в своих разных видоизменениях без пощады в течение примерно трех четвертей его. И даже вернее говорить об авангардизме, как о направлении в искусстве, а шире — об авангардизме, как о состоянии умов людей XX века. Последним крупным авангардистским явлением в СССР был, по мнению автора этих строк, ленинградский рок 1980-х: если он не был таковым сам по себе, то уж воспринимался именно в рамках авангардистской парадигмы. Во-всяком случае, в городе Тюмени. (А до него — московский концептуализм).
Пока не исчерпал свои потенции до полного исчерпания, после чего наступил постмодернизм — такое состояние умов людей, когда стало им ясно, что догмы авангардизма есть именно не более, чем условные мыслительные конструкции, следование которым вовсе не является обязательным условием для художника, а наоборот — просто глупостью. Хотя использовать выработанные в ходе развития авангардизма приемы, идеи, и проч. — вполне почему и нет.
2.
Относительно А. в Тюмени можно сообщить следующее.
Во-первых, уже самое бытие Тюмени — и особенно ее области — в последние тридцать лет есть продукт сугубо авангардистского образа мысли: понастроить городов в тундре, и поселить огромные количества людей в тундре, где жить наиочевиднейшим образом нельзя, се есть как раз одно из самых чистых проявлений авангардистского лозунга
И на Марсе блядь заставим яблони цвести!
Что касается А. как сознательной художественной практики, то Тюмень всегда была слишком глухой глухоманью, чтобы она здесь существовала. Единственный сознательный авангардный деятель искусств здесь появляется лишь в 1980-е годы, и это М.Немиров, вся деятельность которого тех времен, как жизненная и художественная, имела в основании именно авангардистские догмы, которыми он в конце концов сумел увлечь и некоторое количество других молодых людей — см. Алкогольный клуб, Рок-клуб, «Инструкция по Выживанию».