Большая волна в гавани
Шрифт:
– Да не забыл, – отмахнулся он с карандашом в руке, – вот только думаю, стоит идти или нет.
– Майкл, да ты спятил? – воскликнул фотограф, – ты когда последний раз тусил у самураев в гостях?
– Никогда, – усмехнулся он.
Между собой молодые люди по разному называли японцев: и самураями, и панасониками, и джапанами, и нихондзинами. Но все эти эпитеты придумывались вовсе не из-за того, что они испытывали неприязнь к местному населению, а всего лишь шутки ради. Парни и друг над другом тоже бесконечно подшучивали. Тони, например, иногда называл Михаила «коза нострой» или «медведем». Он был из того числа американцев, которые до сих пор думают, что в России, по улицам городов разгуливают косолапые, мужики носят шапки ушанки и сутки напролёт играют на балалайке. Наш герой тоже не остался
Высокий рост и крупное телосложение достались Майклу от отца, а мать наградила его оливковым цветом кожи, серо-зелеными глазами и волосами цвета вороньего крыла. Наш герой был из тех парней, кого обычно называют грозой женских сердец.
– То-то и оно, – Тони многозначительно поднял вверх указательный палец, – русский, когда еще у нас будет возможность побывать на вечеринке японских студентов. Да я себе вовек не прощу, если вернусь в Орегон, так и не увидев, как веселится местная молодежь. Сдается мне, что там и твоя куколка будет. После того, как Йошу вчера свалил с клуба с ее подружкой, наверняка, он их тоже позовет. Так что тут даже нечего думать, сегодня вечером идем на тусовку и точка, – подвел итог сосед.
– Ладно, ладно, – согласно закивал художник, – убедил.
– Скачал, – радостно сообщил фотограф, он взял макбук и подошел к кровати приятеля, – подвинься, покажу, какую красоту ты сегодня проспал.
Михаил опустил ноги на пол, Тони присел рядом, поставил макбук на колени и приготовился пролистывать снимки, но тут его взгляд упал на блокнот в руке художника.
– Майкл, ты опять ее рисуешь? – нахмурился американец, – сколько у тебя уже рисунков с ней?
– Не так уж и много, – уклончиво ответил тот.
– Ага, – с сарказмом кивнул сосед, – русский, по-моему, ты серьезно влип, – с усмешкой сказал он, – хотя ты знаешь, я тебя прекрасно понимаю. Такую цыпочку грех не рисовать, – Тони подмигнул товарищу, – если бы она смотрела на меня такими же глазами, как смотрит на тебя, клянусь, я бы научился рисовать только ради одного этого взгляда.
Американец, как и его русский товарищ, тоже не был профессиональным фотографом, но он так умело выбирал ракурсы, что его снимки казались шедеврами, которыми можно было любоваться бесконечно. На многих фотографиях была видна статуя белокаменной богини Каннон, расположенная на территории одноименного храма. Стометровую деву можно было лицезреть практически из любой точки Сендая. Когда молодые люди выбирались на прогулку по городу, Михаил всегда чувствовал себя, будто под прицелом. Казалось, что зоркое око божества следило за каждым их шагом, укрыться от которого можно было только в каком-нибудь здании. Сей факт нисколько не смущал местных жителей, наоборот, они очень гордились своей покровительницей. Мало того, что она считалась одной из самых высоких статуй в мире и главной визитной карточкой города, так еще и приносила людям счастье и благополучие, при условии, если они молились в ее храме.
– А ты знаешь, как называется моя камера? – неожиданно спросил Тони.
Он прекратил листать снимки, на экране застыла богиня, снятая крупным планом. В ее правой руке была отчетливо видна жемчужина желаний, а в левой небольшой сосуд с водой мудрости, что символизировало ее, как исполняющую желания. Во всяком случае, так гласила древняя легенда.
– Canon, – Михаил бросил взгляд на фотоаппарат, а когда посмотрел на друга, тот хитро улыбнулся, – то есть ты хочешь сказать, что они назвали свою компанию в честь ее имени?
– Ты смотри, какой догадливый, – усмехнулся американец, – если честно, я тоже об этом узнал только сегодня, после того как погуглил картинки с ее изображением в интернете. Молодцы ребята, на фига им молиться, они решили добиться ее расположения, так сказать, кардинально. Надо бы как-нибудь подняться на статую, говорят, с ее смотровой
В отличие от друга, в океане Михаил не заметил ничего необычного. В этот день на снимках он выглядел, как огромная серая лужа, сверкающая в лучах солнца. Хоть Тони и любил снимать, как он выражался, окружающий мир, но все же иногда в его объектив попадали люди. Да и как они могли не попадать, когда порой среди них встречались такие экземпляры, мимо которых невозможно было пройти. Японцы сами по себе народ необыкновенный, а некоторые из них выглядели, как пришельцы с других планет. Было в них что-то такое, что притягивало взор. Вот одного такого забавного старика американец снял в автобусе, на котором добирался до побережья океана. Михаил до корней своих волос был современным и толерантным человеком и всегда с пониманием относился к различного рода проявлениям человеческого «Я». Но, глядя на седовласого дедулю с бородой, как у Карла Маркса, одетого в ярко-розовое женское пальто из-под которого виднелось черное платье до пола, с ярко-голубым платком на шее и дамской сумочкой через плечо, парень впал в глубокий ступор и несколько минут безмолвно рассматривал чудаковатого пассажира.
– Ты не находишь его очаровательным? – с иронией спросил Тони.
– Да он просто милаха, – бросив взгляд на соседа, рассмеялся Михаил.
– Я точно так же, как ты сейчас, пялился на него в автобусе, – признался американец, – до тех пор, пока он не подмигнул мне, – хохотнул он, – ты лучше вот на этого чувака посмотри, – Тони открыл следующий снимок, – я его встретил в метро, пока добирался до станции.
Как и на предыдущей фотографии, на этой тоже был престранный старик. Вокруг его блестящей лысины свисали сосульки седых волос, что делало его похожим на кальмара, а жиденькая бороденка и куцые усики дополняли образ. Дедуля напялил на себя темно-синий костюм морячки, плиссированную короткую юбку и рубаху, большой воротник которой называют гюйсом, выпустил поверх дутой куртки стального цвета. На ноги он натянул белые гольфы поверх черных колготок и такого же цвета массивные мужские ботинки.
– Да уж, – протяжно произнес Михаил, рассматривая старика, – по-моему, местным пенсионерам нечем заниматься, – заметил он.
– Если бы было чем, они бы не просиживали часами в караоке и у игровых аппаратов, – хмыкнул фотограф, – у нас в стране тоже всяких чудиков хватает, но такого количества странных персонажей, как здесь, я не встречал нигде.
– Я даже представить не могу, чтобы в России какой-нибудь дедок так принарядился, а если бы такой смельчак нашелся, думаю, вряд ли он доехал бы до дома. Его бы прямо из метро замели в психушку, – усмехнулся художник. Русским сложно понять подобное проявление индивидуальности, у нас менталитет другой. В нашей стране ты должен быть, как все, а если не дай бог не такой, тогда ты изгой.
– Лично мне абсолютно по барабану, как человек выражает себя, – вздернул плечами сосед, – он имеет право быть тем, кем хочет и носить то, что ему нравится. Но, к сожалению, и в Америке есть люди, которые нетерпимо относятся к не таким, как они.
– Раз японцы смело ходят по улицам в подобных нарядах и не боятся осуждения и отчуждения в социуме, это говорит о том, что они по настоящему свободные люди. А свобода для человека превыше всего. Жизнь – она одна, и каждый должен прожить ее так, как хочет, а не так, как ему навязывает общество. И эти старые самураи служат тому подтверждением. Захотелось деду надеть костюм морячки и кто ему запретит? – парень снова посмотрел на Тони и продолжил: – никто. И плевать он хотел на всех с самой высокой точки богини счастья и благополучия.
– Э, брат, да ты еще и философ, – с улыбкой воскликнул американец, – хотя разве может художник не быть философом? – спросил он и тут же ответил: – вряд ли творчество возможно без философского осмысления. Я прав? – он по-дружески толкнул Михаила в плечо.
– Сто процентов, – подтвердил тот.
– Тогда поднимай свой зад и пошли подкрепимся, – Тони встал вместе с макбуком и положил его на свою кровать, – потом досмотрим фотки, а то я голодный, как стая диких кайотов.
– Такая же фигня, – согласно кивнул Михаил и сунул блокнот с карандашом под подушку, – а что разве кайоты бывают не дикими? – спросил он.