Больше чем просто дом (сборник)
Шрифт:
Было поздно, праздник завершился, прошел ее день рождения; пока они ехали обратно в отель — Джон привалился к ее плечу, — на Фифи вдруг накатила тоска. Здоровье у нее было крепкое, и она редко испытывала тревогу, а помимо того, Шварцы слишком давно жили в гостиницах, поэтому Фифи чувствовала себя как дома в «Отель де труа монд» — но в этот вечер все внезапно пошло не так. Бывает ведь, что вечера заканчиваются на праздничной ноте, вместо того чтобы зыбко растаять в баре? Каждый вечер после десяти ей мерещилось, что она единственное существо из плоти и крови, затесавшееся в колонию призраков, что ее окружают бесплотные фигуры, которые отступают во тьму, стоит ей протянуть руку.
Швейцар
Видимо, впечатления от этой последней встречи и заставили ее немного постоять совсем тихо в дверях неосвещенных апартаментов. И тут она ощутила, что в темноте перед ней находится кто-то еще, и даже когда брат ринулся вперед и рухнул на диван, она все еще вслушивалась.
— Мама! — позвала она, но ответа не дождалась; лишь какой-то звук, даже тише, чем шорох, будто ботинком по паркету.
Через несколько минут, когда вошла ее мать, они вызвали лакея и вместе обошли все комнаты, но там никого не оказалось. А потом они стояли рядом у открытой двери на балкон и смотрели на озеро — на французском берегу яркой гроздью сиял Эвиан, на горных вершинах лежали шапки снега.
— Мне кажется, довольно нам уже тут жить, — вдруг сказала миссис Шварц. — Я подумываю этой осенью увезти Джона обратно в Штаты.
Фифи опешила:
— А я думала, что мы с Джоном будем учиться в Сорбонне, в Париже…
— Как я могу оставить его в Париже? И как я могу оставить тебя тут одну?
— Но я уже привыкла жить в Европе. Для чего же я тогда училась по-французски? Мама, да у нас дома и знакомых-то не осталось!
— Ничего, заведем. Всегда заводили.
— Но ты же знаешь, что там все по-другому! Там все такие задаваки! Девушке негде знакомиться с подходящими молодыми людьми, даже если такие и есть вообще. Все так и следят за каждым твоим шагом.
— Здесь то же самое, — заявила ее мать. — Этот мистер Викер только что остановил меня в вестибюле; он видел, как ты вернулась с Джоном, и стал мне указывать, чтобы ты, мол, не ходила в бар, потому что ты еще слишком молодая. Я сказала ему, что ты пьешь только лимонад, а он — не в том дело, из-за таких сцен, как нынче, у него постояльцы съезжают.
— Вот ведь вредина!
— Словом, пора бы нам домой.
Последнее слово, лишенное для Фифи всякого смысла, отдалось тоскою в ее ушах. Она обняла мать за талию, внезапно поняв, что это она, а не мать — ведь мать поддерживали четкие представления о прошлом — окончательно заблудилась в этом мире. На диване похрапывал ее брат, уже вступивший в мир слабых, мир тех, кто прислоняется друг к другу, — и этого дурно пахнущего, текучего мира ему хватало. А Фифи все смотрела в незнакомые небеса, зная, что может пронзить их, отыскать свой собственный путь сквозь завесу зависти и испорченности. Впервые за все время она подумала всерьез о том, не выйти ли за Боровки прямо сейчас.
— Хочешь сходить вниз, поговорить с мальчиками? — предложила ей мать. — Их там все еще много, и все спрашивают, где же ты.
Но фурии уже начали охоту на Фифи — на ее ребяческую сговорчивость и ее неискушенность, даже на ее красоту: они поставили себе задачу сокрушить все это и втоптать в первую попавшуюся грязь. К тому моменту, когда она, тряхнув головой и насупившись, шагнула к себе в спальню, они уже успели отобрать
II
На следующее утро миссис Шварц явилась в кабинет к мистеру Викеру, дабы сообщить, что из ее номера похитили двести американских долларов. Деньги она, прежде чем лечь спать, оставила на шифоньере, а когда проснулась, их там уже не было. Дверь в их номер с вечера была заперта на засов, утром же он оказался отодвинут; при этом ни сын ее, ни дочь не проснулись. По счастью, драгоценности она взяла с собой в постель в замшевом мешочке.
Мистер Викер решил, что действовать нужно деликатно. В отеле проживало немалое число гостей, находившихся в стесненных обстоятельствах и склонных к безрассудным действиям, однако спешить не следовало. В Америке у человека либо есть деньги, либо их нет; в Европе случается, что будущему наследнику нечем заплатить за стрижку, пока не отправится к праотцам его пятый кузен, но вероятность такая не исключена, и оскорблять его негоже. Открыв служебный экземпляр «Альманаха де Гота», мистер Викер обнаружил, что Станислас Карл Иосиф Боровки надежно подвешен к самой дальней веточке фамильного древа, которое древностью своей превосходит корону святого Стефана. В то утро, в костюме для верховой езды, щеголеватостью напоминающем гусарскую форму, граф отправился на прогулку с безупречной мисс Говард. С другой стороны, кого именно ограбили, сомневаться не приходилось, и негодование мистера Викера постепенно начало сосредотачиваться на Фифи и ее семействе, которые могли бы избавить его от всех этих хлопот, съехав из отеля некоторое время тому назад. Кстати, не исключено, что этот полоумный сыночек, Джон, сам умыкнул деньги.
Но как бы там ни было, Шварцы собрались домой. Три года они прожили в отелях — в Париже, Флоренции, Сан-Рафаэле, Комо, Виши, Ла-Боле, Люцерне, Баден-Бадене и Биаррице. Повсюду имелись школы — всякий раз новые, — и дети прекрасно говорили по-французски и с грехом пополам — по-итальянски. Фифи из четырнадцатилетней девочки с крупноватыми чертами лица выросла в красавицу; Джон вырос в нечто беспутное и потерянное. Оба играли в бридж, Фифи где-то выучилась бить чечетку. Миссис Шварц считала, что все это как-то не так, но почему именно — не знала. И вот, через два дня после дня рождения Фифи, она объявила, что они складывают чемоданы, отправляются в Париж, дабы прикупить одежды осеннего сезона, а потом — домой.
В тот же день Фифи зашла в бар за своим фонографом, который стоял там с самого дня рождения. Усевшись на высокую табуретку и попивая имбирное пиво, она разговорилась с барменом.
— Мама хочет увезти меня обратно в Америку, только я не поеду.
— А что же вы будете делать?
— Ну, у меня есть немного своих денег, а потом я выйду замуж.
Она хмуро отхлебнула имбирного напитка.
— Я слышал, у вас украли какие-то деньги, — заметил бармен. — Как это случилось?
— Ну, граф Боровки считает, что кто-то рано утром забрался в наш номер и спрятался между двумя дверями, нашими и от соседнего номера. А потом, когда мы все уснули, забрал деньги и вышел.
— Ха!
Фифи вздохнула:
— В общем, боюсь, больше вы меня в баре не увидите.
— Мы будем скучать по вас, мисс Шварц.
Мистер Викер засунул голову в дверь, высунул обратно, а потом медленно вошел.
— Добрый день, — холодно произнесла Фифи.
— А-а, это вы, юная леди! — Он с напускной строгостью погрозил ей пальцем. — А известно ли вам, что я беседовал с вашей матушкой по поводу того, что вам не стоит приходить в бар? Для вашего же блага.
— Я всего лишь пью имбирное пиво, — заявила она с возмущением.