Больше чем просто дом (сборник)
Шрифт:
В шесть часов мы с губернатором и его другом-детективом по имени Батлер вошли в дом и тотчас направились к той самой комнате.
Полчаса ушло на то, чтобы убедиться: никакого выхода, тайного или явного, из комнаты нет. Устав, я присел отдохнуть и случайно нажал рукой на какой-то выступ в стене. Мгновенно часть стенной панели распахнулась, открыв лаз шириной около трех квадратных футов. Губернатор стремительно, с кошачьей ловкостью проскользнул внутрь и скрылся из виду. Мы поняли все и бросились за ним. В полной темноте мы ползли по каменному тоннелю. Внезапно раздался выстрел, и еще один. Потом лаз кончился. Мы оказались в комнате, задрапированной роскошными восточными коврами, на которых были развешены средневековые латы и древние мечи, щиты и боевые секиры. Лампа
— Господа, — произнес он, — позвольте представить, перед вами Джон Уилкс Бут — убийца Авраама Линкольна.
III
— Надеюсь, вы нам все объясните, мистер Кармейтл.
— Разумеется. — Губернатор подвинул к себе стул и начал рассказ: — Мы с сыном во время Гражданской войны служили в кавалерии под командованием Форреста. [75] Находясь в разведывательной экспедиции, мы только через три месяца узнали о капитуляции Ли в Аппоматоксе. Двигаясь на юг в предгорье Камберленд, мы встретили на дороге всадника. Мы познакомились и заночевали вместе, как всякие попутчики, а наутро наш новый знакомый исчез, прихватив с собой старую лошадь моего сына и его старый мундир, но оставил взамен своего молодого коня и новую гражданскую одежду. Мы не знали, что и думать, и даже не подозревали, кем был наш случайный попутчик. Мы с сыном разделились, и с тех пор я никогда больше его не видел. Сын отправился к дому своей тетки в Западном Мэриленде и однажды утром, когда он улучил минутку, чтобы отдохнуть от долгого пути в каком-то овине, его застрелил солдат-федерал. Пошли слухи, что застреленный был не кто иной, как Бут, но я знал, и правительство знало, что мой ни в чем не повинный сын был убит по ошибке, а Джон Уилкс Бут, человек, надевший форму сына и укравший его лошадь, сбежал. Четыре года я выслеживал Бута, но пока вы не упомянули инициалы Д. У. Б., я о нем ничего не слышал. Конечно, он выстрелил первым, когда я до него добрался. Думаю, что, явившись вам ночью, он просто пытался вас испугать и заставить убраться из этого дома. Возможно, благодаря тому, что ваш дед поддерживал южан, Буту удавалось скрываться все эти годы. Но теперь, джентльмены, вам известна моя история, и от вас зависит, останется она между нами троими и правительством или я буду объявлен убийцей и привлечен к суду.
75
Натаниэль Бедфорд Форрест (1821–1877) — генерал-лейтенант армии Конфедерации, одна из наиболее романтизированных фигур в истории Гражданской войны в Америке; об этом человеке ходила легенда, что под ним во время сражений было убито двадцать девять лошадей.
— Вы настолько же невиновны, насколько виновен Бут, — сказал я. — Я буду нем до конца жизни.
Мы оба подошли к губернатору и крепко пожали ему руку.
Невезучий Санта-Клаус [76]
Во всем виновата мисс Хармон. Если бы не ее дурацкий каприз, Тальбот не свалял бы такого дурака, и… впрочем, я забегаю вперед.
Настал сочельник. Красноносые до чрезвычайности Санта-Клаусы из Армии спасения возвещали его, постукивая оловянными ложками по хлипким каминным трубам из картона. Нагруженные свертками старые холостяки перестали тревожиться о том, сколько еще халатов и шлепанцев им нужно для завтрашних подарков, и прониклись общим приподнятым настроением, царившим на хлопотливом Манхэттене.
76
Рассказ опубликован
В гостиной дома, расположенного на тускло освещенной улице где-то к востоку от Бродвея, сидела та самая леди, с которой, как я уже сказал, все и началось. Она вела полуфривольную, полусентиментальную беседу с безукоризненно одетым молодым человеком, расположившимся с ней рядышком на диване. Впрочем, игривость и чувственность были вполне законны и приличны, ибо молодые люди были помолвлены и в июне собирались пожениться.
— Гарри Тальбот, — сказала Дороти Хармон, поднялась с дивана и встала, смеясь, рядом с молодым джентльменом, пребывавшим в отличном настроении, — вы самый глупый мальчишка на свете, если думаете, что я стану есть те кошмарные конфеты, которые вы подарили мне на прошлой неделе!
— Дороти, — сказал молодой человек с укором, — дареному коню в зубы не смотрят. Эта коробка стоила мне изрядную толику кровно заработанных денег.
— Кровно заработанных, как же! — глумилась Дороти. — Мне ли не знать, что ты за всю свою жизнь не заработал ни цента. Гольф и танцы — вот и все твои труды. Да ты и потратить-то с умом не можешь, а уж тем более — заработать.
— Дорогая моя Дороти, в прошлом месяце мне удалось оплатить несколько очень взыскательных счетов, можешь справиться у моего отца.
— Это совершенно бессмысленные траты. Да, думаю, что ты не способен правильно расстаться с двадцатью пятью долларами ни за какие коврижки.
— Но почему, черт возьми, — запротестовал Гарри, — я должен расставаться с двадцатью пятью долларами?
— Потому что, — втолковывала Дороти, — это была бы настоящая благотворительность. Стоит ли просиживать штаны в конторе у отца, чтобы купить мне вот это? Зато отдать деньги тем людям, которых даже не знаешь, — это уже что-то!
— Ну почему, любой способен сделать пожертвование, — возразил Гарри.
— Вот! — воскликнула Дороти. — Вот мы и посмотрим, способен ли ты! Не думаю, что ты смог бы за вечер потратить двадцать пять долларов на доброе дело, как бы ни старался.
— Не сомневаюсь, что смог бы.
— Так попытайся! — Дороти сбегала в коридор и протянула ему пальто и шляпу, которые он взял с явной неохотой. — Сейчас половина восьмого. Возвращайся сюда к десяти.
— Но, но… — заикнулся было Гарри.
Дороти указала ему на дверь и спросила требовательно:
— Сколько у тебя наличных?
Гарри угрюмо порылся в карманах и вытащил пригоршню купюр.
— Как раз двадцать пять долларов и пять центов.
— Прекрасно! Итак, вот тебе мои условия. Ты выходишь на улицу и даешь эти деньги любому, но только тому, с кем раньше никогда не встречался. Нельзя давать более двух долларов одному человеку. К десяти часам, когда ты вернешься сюда, у тебя должно быть в кармане ровно пять центов.
— Но… — промолвил Гарри, пятясь к двери, — мне самому нужны эти двадцать пять долларов.
— Гарри, — промурлыкала Дороти, — ты меня удивляешь! — И с этими словами она захлопнула дверь у него перед носом.
— Я настаиваю, — пробормотал Гарри, — что это более чем странно!
Весь в сомнениях он брел вниз по лестнице. «Ну вот, — думал он, — куда теперь податься?»
Поразмыслив минутку, Гарри наконец отправился в сторону Бродвея. Пройдя этак с полквартала, он увидел джентльмена в цилиндре. Гарри замешкался. Затем собрался с духом и, направившись прямо к нему, изобразил, как ему казалось, приветливый смех, который больше походил на бульканье, и загорланил что есть мочи:
— Веселого Рождества, дружище!
— И вам того же, — ответил ему тип в цилиндре и хотел пройти мимо, но не тут-то было.
— Постойте, приятель, — Гарри откашлялся, — не позволите ли мне дать вам немного денег?
— Что-о? — завопил тип.
— Наверное, вы нуждаетесь в деньгах, ну, не знаю, чтобы… э-э… детишкам купить, э-э… а — куколку! — блестяще нашелся Гарри.
В тот же миг его шляпа полетела в канаву, и пока он ее доставал, тип в цилиндре был уже далеко.
— Пять минут впустую, — пробормотал Гарри и зашагал дальше, вне себя от гнева на Дороти.