Больше чем просто дом (сборник)

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

— Ну и что скажешь? — осведомился он свирепо. И только потом увидел врача. — Что тут случилось?

— Нельсон, мне очень плохо, и у меня украли шкатулку с драгоценностями, и лакей Чики сбежал. Я сообщила в полицию. Может, Чики знает, куда этот негодяй…

— Чики больше никогда не переступит этого порога, — медленно отчеканил Нельсон. — Знаешь, чей это был прием? Можешь себе представить чей? — Он дико расхохотался. — Это был наш прием — наш, поняла? Мы его давали — сами того не зная!

— Maintenant, monsieur, il ne faut pas exciter madame… [62] — начал было врач.

— Мне показалось странным, что маркиз ушел совсем

рано, но я до самого конца ничего не подозревал. А они все были просто гостями — Чики их всех пригласил. А когда все закончилось, поставщики и музыканты сгрудились вокруг меня и стали спрашивать, куда им прислать счета. А этот подонок Чики еще посмел заявить мне, будто я все знал с самого начала! Сказал, что обещал мне устроить прием от лица своего шурина и обеспечить присутствие своей сестры. Утверждал, что я, видимо, был пьян или плохо понимаю по-французски, — можно подумать, мы хоть раз говорили не по-английски!

62

Мадам сейчас нельзя волноваться, мсье… (фр.)

— Не плати! — отрезала она. — Я бы и не подумала платить.

— Я так сначала и сказал, но они подадут на меня в суд — и владельцы баржи, и остальные. Просят двенадцать тысяч долларов.

Тут она вдруг упала на подушки.

— Да уйди ты отсюда! — выкрикнула она. — Мне все равно. У меня украли все драгоценности, а еще мне плохо, плохо!

IV

Это рассказ о заграничном путешествии, а потому не следует пренебрегать географическими подробностями. Супруги Келли посетили Северную Африку, Италию, Ривьеру, Париж и многие другие места между этими точками, а потому неудивительно, что в конце концов они отправились в Швейцарию. Швейцария — это страна, где редко что-то начинается, но очень многое заканчивается.

Что касается прочих мест их пребывания, у четы Келли был определенный выбор, а вот в Швейцарию они поехали по необходимости. Со дня их свадьбы прошло немногим более четырех лет, когда однажды весенним днем они прибыли на берег озера в центре Европы — в мирное улыбчивое место, окруженное пасторальными холмами на фоне горной гряды, где воды синие, как на открытке, — воды несколько зловещие, так как под гладью их лежат бесчисленные беды, притащенные сюда со всех концов Европы. Усталость, от которой можно оправиться; смерть, которой можно умереть. А еще тут есть школы, молодежь плещется на солнечных пляжах; есть темница Бонивара, [63] и город Кальвина, а призраки Байрона и Шелли по-прежнему плавают ночами под парусом у зыбких берегов; но Женевское озеро — а именно туда приехали Нельсон с Николь — место тоскливое, сплошные санатории и лечебницы.

63

Франсуа Бонивар (1493–1570) — швейцарский патриот, история жизни которого легла в основу поэмы Байрона «Шильонский узник».

Ибо — можно подумать, что об этом позаботилось глубинное сострадание, все еще трепетавшее в недрах их несчастливой судьбы, — обоим одновременно изменило здоровье. Николь лежала на гостиничном балконе, медленно возвращаясь к жизни после двух операций, а Нельсон боролся с желтухой в лечебнице в двух милях от нее. И даже когда резервные силы двадцатидевятилетнего организма вновь вытянули его на поверхность, впереди простирались долгие месяцы, в течение которых ему предстояло жить тихо. Они часто гадали, почему из всех тех людей, что искали удовольствий в Европе, несчастье обрушилось именно на них.

— В нашей жизни было слишком много людей, — заключил Нельсон. — Мы так и не научились этому сопротивляться.

А в первый год, когда вокруг никого не было, мы были так счастливы.

Николь согласно кивнула.

— Если мы окажемся в одиночестве — по-настоящему в одиночестве, — мы еще сумеем выстроить какую-никакую жизнь. И мы ведь попытаемся, да, Нельсон?

Но случались и другие дни, когда оба отчаянно желали оказаться в обществе, однако скрывали это друг от друга. Дни, когда они жадно рассматривали ожиревших, отощавших, искалеченных и надломленных представителей всех наций, заполнявших гостиницу, и искали среди них тех, с кем могло бы быть интересно. Для них то была новая жизнь, которая вращалась вокруг ежедневных визитов двух их докторов, доставки почты и газет из Парижа, недолгой прогулки в деревню на холме, а иногда и спуска на фуникулере на блеклый курорт на берегу озера с его курзалом, травянистым пляжем, теннисными клубами и туристическими автобусами. Они читали таухницевские книжки и романы Эдгара Уоллеса в желтых обложках; каждый день, в определенный час, наблюдали, как купают ребенка; три вечера в неделю в гостиничном зале играл усталый и терпеливый оркестр; вот и все.

А еще иногда из заросших виноградниками холмов на другом берегу озера доносился грохот — стреляли из пушек, разгоняя чреватые градом тучи, дабы спасти урожай от надвигающегося ненастья; оно налетало стремительно — сперва ниспадая с небес, а потом еще раз ниспадая потоками с гор, громогласно сбегая по дорогам и каменным желобам; оно налетало под темным, пугающим небом, с дикими росчерками молний и оглушительными раскатами грома, а разодранные в клочья тучи опрометью неслись, обгоняя ветер, мимо гостиницы. Горы и озеро исчезали из виду; одна гостиница сидела скорчившись посреди ненастья, хаоса и тьмы.

Во время одной из таких бурь, когда стоило лишь открыть дверь — и вестибюль захлестывало потоками дождя и ветром, супруги Келли впервые за много месяцев увидели знакомые лица. Сидя внизу рядом с другими жертвами расстроенных нервов, они приметили двух новоприбывших, мужчину и женщину, и опознали в них супружескую пару, которую впервые встретили в Алжире, а потом пути их пересеклись еще несколько раз. Одна и та же невысказанная мысль мелькнула и у Нельсона, и у Николь. Похоже, судьба все же распорядилась так, что здесь, в этом безотрадном месте, им наконец суждено познакомиться; вглядевшись, они поняли, что и те робко поглядывают на них с той же мыслью. И все же что-то удержало Келли. Разве не жаловались они только что, что в их жизни и так слишком много людей?

Позднее, когда буря приутихла до несильного дождя, Николь оказалась рядом с девушкой на застекленной веранде. Делая вид, что читает книгу, она всматривалась в лицо незнакомки. Лицо, как она сразу поняла, было любознательным, даже расчетливым; глаза — достаточно умными, но беспокойными, они окидывали каждого одним быстрым взглядом, будто прикидывая его стоимость. «Жуткая эгоистка», — с некоторой неприязнью заключила Николь. Кроме того, лицо у незнакомки было увядшее, с нездоровыми мешочками под глазами; вместе с рыхловатыми икрами и предплечьями оно создавало впечатление запущенности. Одета девушка была богато, но с некоторой небрежностью, будто ни во что не ставила других постояльцев.

В итоге Николь заключила, что незнакомка ей не по душе, и даже обрадовалась, что они не заговорили; зато ее удивило, что она не заметила ничего этого раньше, при предыдущих встречах.

За ужином она поделилась своими впечатлениями с Нельсоном, и он полностью с ней согласился.

— Я столкнулся в баре с ее мужем, обратил внимание, что оба мы пьем только минеральную воду, и начал было что-то говорить. А потом заметил отражение его лица в зеркале и передумал. Лицо у него такое слабовольное и избалованное, можно даже сказать, испорченное — человеку с таким лицом нужно выпить с полдюжины рюмок, прежде чем у него откроются глаза, а рот затвердеет до нормального состояния.