Больше, чем страсть

Алюшина Татьяна Александровна

Казарин посмотрел на мужчину отсутствующим взглядом, постепенно до него дошло, что он сидит на коленях у незнакомца, устроившегося на стуле рядом с последним креслом в ряду.

– Ох, нет, – поднялся Даниил, все еще чувствуя легкую слабость в ногах и делая успокаивающий жест ладонью. – Извините, я не заметил.

– Да, да, – усмехнулся мужик. – Бывает.

Но Даниил его уже не слушал и тут же забыл о его существовании и своем конфузе, снова повернувшись к сцене, с которой убегали за кулисы юные акробаты, сорвавшие овации зала. Он перевел взгляд на Надежду и обнаружил,

что она, Дронов и женщина, сидевшая с ним рядом, поднялись с мест и направились к ступенькам, ведущим на сцену. Он двинулся за ними, даже не попытавшись пригнуться, поднялся следом по ступенькам, прошел за кулисы и почти сразу заметил их всех. Они стояли метрах в пяти, рядом с выступавшими мальчиками и небольшой, тоненькой, гибкой девочкой, и весело что-то обсуждали. Надя обнимала и целовала по очереди каждого из троих детей.

– Добрый день, – поздоровался Казарин, подойдя к компании.

Обернулись все с разными выражениями на лицах. Надежда смотрела удивленно и испуганно, а остальные с разной степенью любопытства и невысказанного вопроса.

– Добрый, – абсолютно ровным тоном поздоровался с Казариным мужчина.

– Откуда ты здесь взялся? – спросила совершенно ошарашенная Надежда.

– Тебя искал, – улыбнулся приветливо Даниил.

– Вы знакомый Наденьки? – поинтересовалась дружеским тоном женщина, мило, но нейтрально улыбаясь.

– Да, – ответила Надя, перевела дыхание и представила: – Это Даниил Антонович, мой давний знакомый. Он отдыхает в пансионате. А это мой папа, Максим Кузьмич, – указала она рукой на мужчину, – и его жена Рива Олеговна.

Пара кивнула, детей Надя представлять не стала, но они сами проявили инициативу к знакомству.

– Вы смотрели наше выступление? – спросила девочка, все еще возбужденная, раскрасневшаяся, не выровнявшая до конца дыхание.

– Да, – улыбнулся Казарин.

– Вам понравилось? – У девчонки горели глаза от желания услышать похвалу.

– Вы очень талантливы, – уклонился Даниил от оценки выступления.

– Спасибо, – поблагодарил ребенок.

– Теть Надь, мы пойдем, – заявил тем временем один из пацанов, и так уж нетерпеливо поглядывавший куда-то в сторону…

– Да, да, – отпустила она ребятишек. – Конечно, идите, вас родные ждут.

Мальчики махнули на прощание и убежали.

– Вам действительно понравилось? – переспросила девочка у Казарина.

Он посмотрел на ее личико, сияющее улыбкой победительницы, помолчал и честно ответил:

– Нет. Совсем не понравилось. – И услышал, как тихо охнула рядом Надя, но, глядя только на девочку, объяснил: – У вас выдающийся талант и дарование. Редкое. И, поверьте мне на слово, уникальное. Но совершенно ужасная техника. Чудовищная. Дело не в вас, а в вашем нерадивом наставнике. Сальто опасно не докручены, растяжка не поставлена, стойки не выверены.

– Откуда тебе это известно? – спросила агрессивно Надюха, неосознанным защитным жестом прижав к своему боку девочку, расстроившуюся так сильно, что подбородочек уже дрожал и слезы набежали на глазки.

– До четырнадцати лет я профессионально выступал в цирке акробатом, –

холодно сообщил Казарин и засунул руки в карманы джинсов.

– Ты? – поразилась, только не ахнула от удивления Надежда.

– В цирке? – воскликнула восторженно девочка одновременно с ней. От избытка чувств она сложила ладошки и прижала их к груди. – Расскажите! Пожалуйста, расскажите мне все!

– Нас не представили, – улыбнулся Даниил и протянул ей руку для рукопожатия.

– Меня зовут Глаша, – скороговоркой сказала девочка, вложив свою ладошку ему в руку, и поправилась: – Вернее, Глафира.

– Очень приятно, – кивнул Казарин, пожал ее ручку и спросил: – У вас будут еще выступления сегодня?

– Нет.

– Тогда, может, вам лучше переодеться, – мягко предложил он и пояснил, – здесь дует, а после выступления лучше не остывать.

– Да, Глаша, – тут же согласилась Надежда, – надо идти переодеваться. Давай, бегом.

– Я ей помогу, – положив руку на плечико Глаше, вызвалась Рива.

– А вы не уйдете? – спросила девочка у Казарина. – Расскажете мне про цирк?

– Я постараюсь, – улыбнулся он.

– Иди, – подтолкнула девочку Надя.

Девочка побежала к гримерным, но пару раз оглянулась на Казарина. Загремела музыка, на сцене выступали другие участники, и Максим Кузьмич махнул рукой в сторону выхода, предлагая отойти. Они прошли какими-то коридорами и через техническую дверь вышли в вестибюль, где уже можно было говорить, чем тут же и воспользовалась Надежда, напустившись с упреками на Казарина:

– Зачем ты ее критиковал? Она ребенок и так старалась, готовилась!

– Я критиковал не ее, если ты обратила внимание, а ее наставника, – уточнил спокойно Казарин.

– А что, Даниил Антонович, – вступил в разговор Максим Кузьмич, – вы там сказали про опасное сальто? Это действительно так?

– У них очень плохой учитель, думаю, даже не профессионал. И да, Максим Кузьмич, это реально опасно для детей. Если номера делаются неправильно, без должного профессионализма и знаний, риск очень велик. Во-первых, для формирования детского тела, костей, мышц, а во-вторых, просто травмоопасно. Например, ребята не докручивали сальто, а такие просчеты часто приводят к тому, что акробат «приходит», это термин такой, проще говоря, приземляется неустойчиво, неправильно на руки, и может повредить позвоночник, ну и так далее, – пояснил строгим тоном Даниил.

– Господи! – перепугалась всерьез Надюха и спросила: – Ты это точно знаешь?

– Поверь мне, я знаю это очень хорошо и более чем уверен в том, о чем говорю, – очень весомо заверил Казарин.

– И что же теперь делать? – перепугалась она.

– Либо срочно искать другого наставника, либо вообще отказаться от занятий акробатикой, – ответил Даниил и объяснил: – Переучивать после таких вот горе-учителей – это все равно что исправлять неправильно сросшийся перелом: требуется снова сломать кость и сложить заново. А это всегда опасно и ужасно больно. Понимаете, тело, особенно детское, запоминает многократно повторенные упражнения, и ломать все это непросто.