Больше, чем страсть

Алюшина Татьяна Александровна

– Но что же делать? – повторила она вопрос, посмотрела на деда совершенно расстроенно и вновь перевела взгляд на Казарина. – Во всей округе мы нашли только одного преподавателя, который дает уроки акробатики. Есть еще в районном центре цирковой кружок, но туда очень далеко и неудобно ездить, а Глаша так увлечена цирком, что просто без него не может, – и, улыбнувшись, принялась рассказывать, стараясь объяснить: – Совсем маленькая была, года три, когда мы ее первый раз в цирк привели. И всё, как заколдовали ребенка. С тех пор только о цирке разговоры. Вся комната плакатами обклеена, на дисках, флешках и в компьютере записи выступлений

известных артистов. В прошлом году мы ездили в Москву на выступление Цирка дю Солей. Билеты за несколько месяцев в Интернете бронировали. Так Глаша посмотрела и два дня не могла разговаривать – молчала от потрясения. Потом говорит: вот там я хочу и буду выступать. И что я теперь должна ей сказать, что она не будет больше заниматься? Как я могу ей запретить?

– Увы, никак. Ты ничего не сможешь с этим сделать, – с сочувствием произнес Даниил, – у нее на самом деле уникальные способности и талант. И, как я понял, к тому же трудолюбие? – Он посмотрел вопросительно на Максима Кузьмича, мудро помалкивавшего до поры.

– Еще какое! – подтвердил тот. – Я бы сказал, железная упертость.

– А это для цирковых артистов основное, – кивнул Казарин, снова посмотрел на Надю и, стараясь произнести это помягче, сказал жесткую правду: – Тебе придется ее отпустить.

– Что значит отпустить? Как? Куда? – возмутилась ошарашенно она. – Ты вообще понимаешь, что говоришь?

– Никакой замечательный райцентр и цирковой кружок не спасет, – сочувствуя ей, объяснял Казарин. – Глаше нужен наставник из самых лучших. И заняться данным вопросом это надо прямо сейчас, пока еще можно исправить нанесенный вред. По-хорошему, таким деткам, как Глаша, надо заниматься у мастеров лет с семи, – и совсем уж стараясь смягчить слова, понимая, каково ей сейчас, добавил: – Если ты ее не отпустишь в большой город к настоящим наставникам или не дашь заниматься дальше, она сбежит сама или исковеркает себе жизнь, занявшись чем-то другим.

– Да откуда ты можешь это знать?! – беспредельно возмутилась Надюха, повысив голос.

– Я знаю, – вздохнул Казарин и, глядя ей в глаза, очень медленно, с нажимом на каждом слове, сказал: – Потому что она моя дочь.

– Как?.. – задохнулась Надя – Как ты?.. – И посмотрела на него пораженно. – Ты поэтому меня нашел? Из-за Глаши?

– Нет. Мы встретились с тобой совершенно случайно, и для меня это такая же неожиданность, как и для тебя, – признался Даниил и разъяснил: – Про Глашу я и не подозревал даже. Но, увидев девочку на сцене, сразу понял, что она моя дочь, без каких-либо сомнений, потому что некоторые движения, которые она делала, и тот талант, который есть у нее, это наследственное. – Он помолчал, посмотрел на Надюху, глядевшую на него своими огромными колдовскими глазами, наполненными сомнениями и скрытой болью, и договорил: – У Глаши очень сильно проявляется этот дар. А это значит, что она продолжательница и наследница одной из известных в стране и в мире цирковой династии.

– О господи! – прошептала Надюха, от потрясения прижав ладошки к губам, и повторила: – О господи! Но как? Ведь никто никогда не говорил, что ты из цирка, и нигде такого не писали.

– Об этом мало кто знает, только родственники, – пожал плечами Казарин.

Даниилу так хотелось прижать ее к себе, разделить с ней ее тревогу, поддержать и пообещать, что все будет хорошо, чтобы ушел из этих янтарных глаз испуг за дочь. Однако Казарин сдержался и посмотрел на Максима

Кузьмича, который так и молчал, слушая его самым внимательным образом и никак не выдавая своего отношения к услышанному.

– Нам придется где-нибудь сесть и поговорить, – обратился к нему Казарин. – Я обязан рассказать вам о своей семье, но это довольно длинная история. И лучше это делать пока без Глаши.

– Согласен, – кивнул тот. – Нам действительно надо многое обсудить, раз уж выясняется, что это не простое увлечение девочки, а нечто более серьезное.

– Поехали к нам, Ольга обед праздничный готовит, там и поговорим, а я попрошу Лену отвезти Глашку к ним домой вместе с мальчишками и занять их чем-нибудь, – справившись со своим первым потрясением, кивнула Надежда.

– Идем, заберем их, – взял внучку под локоток Максим Кузьмич и обратился к Даниилу: – Придется вам, правда, пообещать девочке, что вы с ней пообщаетесь отдельно попозже, иначе она нас всех живыми не отпустит. Характер.

– Есть в кого, – усмехнулся Казарин, глядя Надежде к глаза.

Все начиналось еще в позапрошлом веке.

Клава Данина перестала быть обычной девочкой в десять лет, в тот день, когда впервые в жизни попала в цирк.

Пыльный от летней жары, захудалый уездный городок лениво проживал очередной день, когда, разгоняя брешущих от испуга подзаборных шавок, зазевавшихся кур и гусей, на его улицу шумно и празднично вкатился бродячий цирк.

Гремела музыка, громко кричал зазывала, обещая небывалые аттракционы и чудеса, каких свет не видывал, ловкие мужчины жонглировали, здоровенный детина подбрасывал и ловил пудовые гири, клоуны смешили прохожих, а красивые девушки в неприличных трико показывали гимнастические этюды, стоя на телеге, так что у мужиков раззявивших от такой красоты рот, выпадали папироски и округлялись глаза.

– Спешите! Спешите! – кричал в рупор дородный дядька в переливчатом костюме. – Сегодня вечером наш цирк шапито представит уважаемой публике чудеса возможностей человеческого тела и смелости человеческого духа!

Весь класс во главе с преподавательницей французского мадам Невелиной бросился к окнам, распахнутым из-за жары настежь, и во все глаза следил за необычным фееричным зрелищем.

Папенька, придя с работы на обед и дождавшись, когда все семейство чинно сядет за стол, сообщил домочадцам, что вечером они идут в цирк:

– Макар Силыч отправил управляющего, и тот, выстояв приличную очередь, взял для руководства фабрики билеты на представление в цирк шапито.

Клавочка от избытка чувств подавилась куриным супом с лапшой, и ее долго стукала по узенькой спинке маменька, но это было совсем не важно, она уже вся пребывала в восторженном предвкушении.

А вечером, одетая в самое лучшее платье, с большим сладким красным леденцовым петушком на палочке, она сидела между маменькой и папенькой в третьем ряду и, замирая от предчувствия и ожидания чуда, смотрела, как выходит на круглую сцену импозантный мужчина в красивом фраке, расшитом блестками по канту воротника.

И чудо не заставило себя ждать.

Точнее произошло не просто чудо – великое чудо! А вместе с тем апокалипсис в жизни Клавочки Даниной – она смотрела на происходящее на арене, быстро-быстро взволнованно дышала все представление, так и держа перед собой, всего-то три раза лизнутый леденец, крепко-крепко сжимая его в кулачке – а жизнь ее менялась в этот самый момент навсегда!