Больше света, полиция!
Шрифт:
— Ой, Джонни, вот этого не надо. Ты что ли хочешь, чтоб я прочел тебе декларацию прав граждан США? Где у нас декларация, Макс?
— В соседнем кабинете, патрон, ее как раз читают угонщику автомобиля.
Блейк огорченно развел руками:
— Немного не повезло. Но ты не огорчайся, Роббинс, я ее помню почти наизусть. Там есть один очень интересный для тебя пункт, кстати сказать. Насчет президента. Тебе, как гражданину, никто не мешает им стать.
— Издеваетесь, да?
— Нет, просто хочу понять, почему ты, как гражданин, воспользовался своим правом сесть в самолет, а правом зарегистрировать свою кандидатуру на новых выборах не воспользовался. Ну, дело твое. А где ты был в то утро, когда убили хозяина?
— Сидел в конторе, звонил по телефонам. Я скажу куда. Вы проверьте!
— Там что, везде знают твой голос?
— Зачем
— Тогда что же мы проверим, Джонни? Что какой-то человек звонил им от имени фирмы?
— И, возможно, не из конторы, а откуда-то еще, — добавил Макс из-за плеча задержанного.
— Какой еще человек?
— А твой сообщник.
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Ты ведь стоял у кабины, когда хозяин собирался отъехать в хоспис? — опять заговорил лейтенант.
— Да, и меня видел напарник.
— Вы с хозяином разговаривали? О чем?
— О каких-то мелочах, я уже не помню.
— Значит у тебя ничего серьезного к хозяину не было. Тогда почему ты в это утро раньше обычного прискакал на работу?
— Случайно. А что здесь такого?
— Многовато случайностей, Роббинс. Случайно сел срочно в самолет, случайно не стал регистрироваться в президенты, и в то утро случайно попробовал перехватить хозяина…
— А вы не издевайтесь.
— Ну вот, ты опять нас неправильно понял. Нам просто хотелось бы знать, не залез ли ты в то утро, тоже случайно, в кабину джипа? Быть может, просил хозяина куда-нибудь тебя подвезти?
— Что это вы придумали, а?! Что вы меня путаете?! Ни в какой кабине меня и близко не было!
— Ну не было, и не было, чего волноваться. Ты ведь давно знал Крайтона, чуть ли не с детства?
— Давно с ним знаком. — Блейку показалось, Роббинс обрадовался, перемене темы. — С самого детства. Он как раз и предложил мне работу, когда я оказался на мели, дал жилье в собственном доме.
— Хороший человек был этот Крайтон, — понимающе кивнул лейтенант и посмотрел на помощника.
— И дом у него очень хороший, — продолжил тот. — Слушай, Джонни, а ведь неплохо раскрутился твой уличный приятель, да? Теперь дело прошлое, ему уже все равно. Рассказал бы ты нам — на каких это старых делах он сколотил свой капиталец.
— Откуда мне знать. Что он дурак, об этом рассказывать.
— Тогда расскажи о делах новых, за те полгода, что ты у него прожил.
— Не знаю о чем вы говорите.
— Ну о деньгах, которые хранились в тайнике в подвале, за вентиляционной решеткой.
Последовала небольшая пауза. Блейк как будто выключился из разговора и с равнодушным видом посматривал в окно, щурясь от бокового солнечного света.
Роббинс молчал, и никто не торопился его переспрашивать.
«Хорошая остановка, — подумал лейтенант, — теперь можно и прессинг начинать».
— Ну что ж, Роббинс, — он повернул к задержанному голову, — мы люди покладистые. Раз нам не хотят ничего рассказывать, мы сделаем это сами. Макс, налей всем минералочки перед выходом на финишную прямую… Спасибо.
Блейк в три глотка выпил воду, крякнул от удовольствия, потом положил руки на стол и уставился на задержанного.
— Про деньги в тайнике ты, Джонни, нам все равно расскажешь. После того, как услышишь от меня, как именно мы их найдем. Но сперва не об этом. Мы ведь занимаемся не розыском краденного, а расследуем убийства — вот наша главная работа. Поэтому — вместе вы наворовали те деньги, что ты вытащил из тайника и увез из города — или они остались у Крайтона от старых дел, нас не особенно волнует. Этим займутся ребята из другого отдела. Пусть этих денег ты вместе с Крайтоном и не крал, но ты из-за них убил. И вот как именно это было. В то утро ты специально пришел пораньше и затеял с Крайтоном пустяшный разговор, когда он отъезжал в хоспис. Тебе было нужно, чтобы напарник засвидетельствовал потом этот факт. Ведь он, казалось, удостоверяет твое алиби. В такой ситуации ты действительно не мог опередить хозяина на другой машине или поехать вслед и успеть пробраться в хоспис до его приезда туда. Не знаю, что именно ты придумал в качестве аргументов, возможно, что вам обоим удобней будет вдвоем подъехать куда-то на обратном пути, но что-то убедительное для Крайтона ты ему наплел, и вы отправились в хоспис вместе. Джип у вас с сильно затемненной кабиной, к тому же при въезде в хоспис можно наклониться за уроненной бумажкой или поправить развязавшийся шнурок. Так что
Блейк сделал паузу и некоторое время смотрел на Роббинса. Тот, опустив голову, сосредоточенно покусывал нижнюю губу.
— Похоже, ты вник в мои рассуждения, Джонни, — продолжил лейтенант. — Теперь подумай о том, что все, что я сейчас сказал, будет написано в форме рапорта и подано вверх по начальству. Да после этого весь твой маршрут будет проверен вплоть до последнего сортира! Агенты обойдут с твоими фотографиями все камеры хранения и почтовые отделения, просеют все через сито. И найдут, можешь не сомневаться! С отпечатками твоих пальчиков где-нибудь. Не ты первый такой. Всего ведь не предусмотришь, парень. И тогда вторая серия нашего кино соединится с первой, и я не думаю, что ты найдешь для своей защиты хоть мало-мальски дорожащего своей репутацией адвоката. Хотел бы я посмотреть, какой дурак возьмется за такое гиблое дело.
— Только дурак и возьмется, — поделился из-за спины Роббинса своим мнением Макс.
Тот продолжал покусывать губу, напряженно что-то соображая.
Его опять никто не торопил.
Через полминуты Роббинс поднял голову и посмотрел на Блейка. Спокойно, без злобных мерцаний.
— Я не спал всю ночь в самолете, начальник. Очень устал. И пусть меня покормят.
— Это, пожалуйста. Поешь, отдохни, подумай.
— Да, Джонни, лучше подумай сейчас. — Макс встал и хлопнул задержанного по плечу. — Двадцать пять лет, вот что тебе светит. Другое дело — чистосердечное раскаяние. Наш суд все еще в это верит. Вы каждый раз раскаиваетесь, и каждый раз вам верят, вы снова раскаиваетесь, и снова верят. Интересно, патрон, как в нашей стране отбирают судей? Наверно, там самый главный тест — на доверчивость.
— Ну, ну, Макс, это не наша с тобой компетенция. Позови, будь любезен, конвой.
К двенадцати часам дня секретарь доктора Митчелла попросила Кэти явиться к нему в кабинет. И Кэти была уже несколько минут в приемной, ожидая вызова.
Яркий солнечный день лез нахально внутрь через стекла, не желая оставлять без своего присутствия никакого, даже самого маленького уголка. И они с секретарем поговорили о погоде, об озерах, куда полгорода выехало в последний раз на выходные. Какое радостное буйство в летней природе! Кэти тут же подумала о своем пациенте. Он очень не любит солнце, и в его помещении все время легкий полумрак от плотно прикрытых жалюзи.
Ее пригласили в кабинет.
Доктор Митчелл поздоровался легким кивком и указал ей глазами на кресло по другую сторону рабочего стола. Она не помнила, чтобы доктор когда-нибудь улыбался, но его строгий стиль не отталкивал, не становился барьером между ним и другими людьми.
— Я очень доволен вами, Кэти. Вы прекрасно вписались в нашу систему. Как вы сами чувствуете себя на работе?
— Благодарю вас. Очень стараюсь быть полезной.
— У вас это получается. Я часто думаю о персонале нашего хосписа, это едва ли не главная моя забота, и радуюсь, что к нам приходит настоящая молодежь, как вы, Кэти. Это помогает мне делать то, к чему мы здесь призваны. Когда от нас, увы, уходит очередной пациент, я чувствую одно и то же. Уходит не человек, а жизнь. Мир становится на одну жизнь короче. И он обязательно должен быть восполнен. Вами, молодыми людьми.