Болшевцы
Шрифт:
Потом он показал Буржую свой цилиндр и кашне, позволил даже примерить их. Толька все больше очаровывался новым знакомством. Он решил, что в баню не пойдет, а если потом спросят, скажет — забыл. Но это оказалось делом трудным.
Пришел парень, который приезжал в Бутырки и уговаривал Буржуя итти в коммуну. Он стал вызывать «новых».
— Пошли, пошли! Все в баню!.. В коммуне недопустимо грязищу разводить, — говорил он.
Чума ущипнул Буржуя за ногу:
— Не хочешь
— Не хочу.
— Ну, давай, выходи вместе с другими. А потом… Я тебя буду за баней ждать.
Около бани Буржуй незаметно свернул в сторону и тотчас нашел Чуму.
— Белье получишь. Это я для тебя сделаю, — обещал Чума. — Деньги у тебя есть?
Буржуй поколебался: на что этому жигану знать, есть ли у него деньги?
— Немного есть, — признался он.
Прищурив правый глаз, Чума выразительно щелкнул себя по шее:
— Хочется?
— А разве можно? — спросил Толька трусливым, радостным шопотком.
— Нельзя, — строго сказал Чума. Но тут же захохотал и потащил Буржуя за рукав:
— Пойдем молоко пить на деревню. Молоко от бешеной коровки… Это можно!
«Вот парень! С таким не пропадешь! — думал Толька, шагая рядом с Чумой. — Не то, что веснущатый Осминкин».
Выпили здорово. Заказывал Чума, а платил Толька. Видно, Чума был здесь завсегдатаем. Старуха-шинкарка называла его «сынком», а когда все толькины деньги они пропили, сама предложила в долг.
Чума растянулся на лавке в переднем углу под иконами, и скоро хата наполнилась его пьяным храпом.
Буржуй потолкал его в бок и не разбудил. Шатаясь и горланя, он побрел в коммуну один. Но не дошел и свалился. Нашли его болшевцы в канаве, недалеко от коммуны. Буржуй был мертвецки пьян. Он не слышал, как его подняли, отнесли в спальню, раздели и положили на койку.
На следующий день было назначено собрание. Буржуй чувствовал себя плохо: все тело ломило, голова казалась налитой чугуном, но все же решил пойти на собрание. В дверях он столкнулся с Чумой, и тот шепнул:
— Не дрейфь! Выручим!
«Это что же — наказывать будут, что ли?» — встревожился Буржуй.
Первым взял слово мальчишка, фамилия которого была Смирнов. Он говорил о том, что на сегодняшнем собрании должен был стоять вопрос о приеме. «Но, как видно, придется поставить и другой вопрос — о неприеме. Нашелся среди вновь прибывших такой, который в первый же день напился…» И Толька услыхал свою фамилию. За Смирновым выступил Накатников — тот остроглазый парень, который объявлял вчера в столовой о бане.
— Все мы «болели» первые дни, — говорил Накатников. — Всех нас тянуло на старое. Но напиться сразу по приезде — это значит нисколько не дорожить
Ребята зааплодировали. Последним вышел Чума.
— Конечно, — с апломбом говорил он, — коммуна лучше концлагерей, Буржуй не просчитался. Но до коммуны дорасти надо. Мы людьми хотим стать, мы все работаем, учимся! Ведь знал же Буржуй, что у нас пить нельзя. Значит, наплевать он хотел на наши законы. Ну, а раз так, то нечего ему тут делать.
Буржуй не верил своим ушам. Тот ли это Чума, с которым они вместе ходили к шинкарке?!
Общее собрание постановило Буржуя в коммуну не принимать. До последней минуты Буржуй думал, что вот поругают его — без этого, должно быть, здесь нельзя — и тем дело и кончится. Но когда решение занесли в протокол и стали переходить к следующему вопросу, Буржуй вдруг понял, что дело не шуточное. «Выходит — плыть назад? А Чума! Вот гад!» Тольку передернуло от злобы.
— Мне места нет, а Чуме есть? — крикнул он сдавленно. — Вместе с Чумой в деревне пили!
И лишь выкрикнув это, сообразил, что он слягавил. Чума растерялся. Как он мог предполагать, что парень прямо из тюрьмы — решится выдать?
— Врет! Не было этого. Кто видел? — крикнул Чума.
— Иди сюда, объясни, в чем дело, — холодно предложил Сергей Петрович.
Все еще не теряя самоуверенного вида, Чума прошел к столу. На самом деле — кто видел?
— Я его и не знаю… Я с ним и не был… С гвоздиков он соскочил, должно быть! — произнес Чума.
— Ты с ним не был! — крикнул Осминкин. — А кто его увел от бани, когда ребята пошли мыться? Куда ты его повел? Видели!
Чуме показалось, что ворот слишком туго стягивает шею. Он покрутил головой, для чего-то одернул жилетку. Богословский наблюдал за ним. Наконец-то попался Чума, наконец-то удастся разоблачить перед воспитанниками этого ловкача-«вожачка», прикрывающегося громкими речами, а исподтишка срывающего всю работу воспитателей. Теперь все увидят, какая цена этому человеку.
Чума не знал, что говорить.
— Да что ж это! Уж и около бани не позволяют постоять. Я сам мыться хотел! У меня, может быть, вши завелись! — Он задвигал плечами, словно показывая этим, как чешется его тело.
Ребята засмеялись. Смех был недобрый. Чума понял — смеются над ним. Но это хорошо. Он вдруг нелепо подмигнул собранию и подергал задом. Захохотали громче.
— Цилиндр одень!.. Погубил парня и скоморошничает! — с горечью крикнул Осминкин.
Ему было особенно обидно. Ведь это он уговорил Буржуя пойти в коммуну.