Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова
Шрифт:
Неординарной фигурой был уже упомянутый мной Владимир Алексеев. Благодаря тому, что его отец владел в Уфе медовым заведением, в ямах под бочками с медом мы имели возможность хранить динамит, пироксилин, оружие, нелегальную литературу. Сам Владимир, хотя по должности заместитель начальника боевой дружины, для нас был просто боевым товарищем. Вернувшись с каторги в 1917 году, он примкнул к меньшевикам и вместо отца как заложник сидел в одиночке уфимской тюрьмы, инспектором которой был в прошлом его близкий друг и тоже наш боевик Василий Алексакин.
Редкой выдержкой и храбростью отличался мой товарищ Тимофей Шаширин, слесарь уфимских железнодорожных мастерских. Он погиб в 1914 году в Тобольском каторжном централе.
Невозможно рассказать обо всех. Достаточно сказать, что ни в боевых операциях, ни на военном «скорострельном» суде, ни в тюрьме или в ссылке я не видел своих товарищей растерявшимися и тем более струсившими. Наоборот, они всегда стремились бежать из царских застенков,
В учебе и боевых занятиях прошло лето 1906 года. В сентябре мы узнали о решении горкома партии произвести экспроприацию казенных денег, перевозимых артельщиками (инкассаторами) на поезде Самара – Уфа. Для «экса» требовалось 15–20 боевиков-добровольцев. Хотя желающих оказалось много больше, в порядке учебы взяли и меня, в сущности, еще подростка. Мне прямо говорили: «Если не надеешься на себя– не ходи». Я, конечно, храбрился, но у самого на душе кошки скребли. Помню, тихим солнечным вечером накануне «экса» вышел на улицу, обернулся на дом, увидел братишек и мать, и подумалось, что, возможно, завтра погибну и вот так вижу их в последний раз. Должен сознаться, что едва тогда от этих мыслей не заревел. Но на боевую операцию все-таки пошел, и совершенно сознательно.
Операция состоялась 21 сентября 1906 года на разъезде Дёма близ Уфы. Ей предшествовала тщательная подготовка: еще в Самаре в поезд должен был сесть Федор Новоселов и сопровождать его до места; Константину Мячину [31] поручалось сесть в поезд на станции Чишмы и остановить его у намеченного разъезда; Михаилу Кадомцеву вместе с Сергеем Ключниковым после остановки поезда надлежало проникнуть к артельщикам и нейтрализовать их вооруженную охрану. Поезд должен был быть остановлен в строго определенном месте – у единственной дороги среди окружавших разъезд непроходимых болот. Я вместе с Алексеевым и Шашириным должны были для верности набросать на рельсы шпалы. Остальным предстояло обезвредить солдат охраны и не дать вмешаться в события обычным пассажирам. Всего нас было 18 человек, с оружием и бомбами. Командовал отрядом Иван Кадомцев. Он же был и самым старшим среди нас – ему было 22 года. Все заметно волновались.
31
Мячин Константин Алексеевич (революционные псевдонимы «Николай» и «Андрей») (1886–1938) – из крестьян Оренбургского уезда, уфимский рабочий. Член РСДРП с 1905 г., большевик. Один из создателей боевой рабочей дружины уфимской организации РСДРП (б), участник и руководитель ряда произведенных ею экспроприации, в том числе миасской 1909 г. Сумел избежать ареста (скрылся, отстреливаясь от полиции), захваченные в ходе ее средства вывез в Западную Европу. С 1909 по 1917 г. в эмиграции, встречался на Капри с М. Горьким, в Финляндии жил на даче писателя Леонида Андреева, бывал в Париже, Брюсселе, где работал электромонтером. По данным Заграничной агентуры Департамента полиции, неоднократно нелегально приезжал в Петербург, Киев, Уфу. Легально вернулся в Россию после Февральской революции, делегат уральского съезда Советов в Екатеринбурге, уфимской губернской партконференции, II Всероссийского съезда Советов. В ходе октябрьского переворота член петроградской ВРК, с декабря 1917 по январь 1918 г. (под именем В.В. Яковлева) заместитель председателя ВЧК. В апреле 1918 г. по поручению ВЦИК возглавил отряд, который перевозил царскую семью из Тобольска в Екатеринбург (о чем подробнее см. ниже). С июня 1918 г. командующий 2-й армией РККА, в октябре 1918 г. перешел на сторону Комуча. В ноябре 1918 г. арестован правительством A.B. Колчака, в начале 1919 г., будучи отпущен под подписку, бежал в Китай. С 1922 г. под фамилией Стоянович работал в советском консульстве в Шанхае, в 1927 г. вернулся в СССР. Был арестован и осужден Коллегией ОГПУ на 10 лет за измену, наказание отбывал в Соловецком и Беломорско-Балтийском ИТЛ. В 1933 г. за «самоотверженный» труд досрочно освобожден и до 1937 г. работал в органах ГУЛАГа в Сибири. В 1938 г. был вновь арестован и вскоре расстрелян.
Вечером 20 сентября наш отряд вышел на позицию, но в последний момент пришло известие, что артельщики отложили отъезд из Самары на сутки. Поужинав прямо на полянке, мы отправились по домам, шутя и смеясь, довольные, что на время опасность миновала. Следующим вечером мы снова были на месте. Слышим – свисток, увидели прожектора паровоза, который остановился за километр до намеченного места. Началась стрельба, и под свист пуль мы рванулись к поезду. Навалили на рельсы шпал, потом Алексеев с Шашириным побежали на выстрелы. Меня с револьвером в одной руке и с самодельной бомбой в другой оставили охранять тропку на случай, если явится помощь из города. Откровенно говоря, одному было
Стрельба продолжалась долго, паровоз давал свистки. Вдруг в кабине машиниста раздался взрыв. Как оказалось, Михаил Кадомцев, чтобы прекратить свистки, бросил петарду и оглушил машиниста. Наступила зловещая тишина. Кругом осенняя лесная темень, поезд чуть виден – как большой гроб. Вот-вот явятся жандармы. В полной неизвестности, со Смитом и Вессоном в руке, я оробел. Удивляюсь, как я, 16-летний мальчишка, тогда не удрал. Но вот, слышу чьи-то тяжелые шаги и кряхтение. Окликнул. Оказывается, это Алексеев тащит мешок с деньгами. Он сообщил, что повозки подогнали куда-то поблизости, и ушел, приказав ждать условный сигнал, а при появлении жандармов открыть по ним стрельбу или бросить бомбу.
Я уселся на пенек, по-прежнему было жутко. Но вот раздался условный свисток, и я отправился на место сбора. Весь отряд уже стоял на полянке, ждали только меня. Алексеев доложил Ивану Кадомцеву, что я нес охрану дальних подступов к поезду на случай прибытия подмоги из города, и тот похвалил меня за то, что я не ушел с поста. Сделав перекличку, Иван Кадомцев по лесной дороге повел отряд к городу. Мешки с деньгами повезли на лошадях куда-то в назначенное место. Светало. Едва мы отошли, со стороны железной дороги снова послышались выстрелы. Как оказалось, это стреляли жандармы, которые шли от города по железнодорожному полотну; стреляли наугад, и, понятно, никакого ущерба нам не причинили. Нас защитил лес.
Дойдя до Белой, мы разделились. Те, кому утром нужно было идти на завод, включая меня, на лодке переправились на другой берег, разошлись по домам, где, позавтракав, в 6 утра как ни в чем ни бывало отправились на работу. Те же, кто в этот день не работал, прошли вниз по реке до моста, и вскоре также были дома, никем не замеченные. Так состоялось мое боевое крещение.
Участников «экса» жандармы так и не нашли. Характерно, что не нашли и золотых монет, хотя взять их мы не смогли. Имена экспроприаторов были названы много позже в книге присяжного поверенного Кийкова [32] . Рабочие моего завода, узнав из газет об этом происшествии, оживленно его обсуждали. Гадали, кто это сделал? Никто и предположить не мог, что одним из экспроприаторов был рядом стоящий мальчишка-слесарь. В газетах писали, что нападавших было 50 человек.
32
Кийков Алексей Алексеевич (1873–1931) – юрист, историк революционного движения в России. По окончании юридического факультета Петербургского университета с 1898 г. работал в Томске – присяжным поверенным, юрисконсультом. Как член РСДРП, подвергался арестам и ссылкам. В 1917 г. комиссар по судебным делам уфимского губернского комитета партии, председатель губернской судебно-следственной комиссии, в феврале – марте 1919 г. сотрудник уфимского губревкома. В 1919–1920 гг. юрисконсульт кооперативных союзов Омска и Томска. С 1920 г. сотрудник Наркомата юстиции, с 1926 г. на научной и преподавательской работе. И.П. Павлов имеет в виду книгу A.A. Кийкова «Из былого Урала: материалы к истории революционного движения на южном Урале и Приуралье (1905–1916 гг.)» (Уфа, 1923).
Через несколько дней состоялся разбор операции. Докладывал Иван Кадомцев. Оказалось, что всего артельщики перевозили бумажных денег, золота и серебра на 250 тысяч рублей. Их охраняли 10 солдат, вооруженные трехлинейными винтовками. Мячин остановил поезд раньше, чем следовало, и этим чуть не погубил все дело. Из-за этого и денег взяли всего 153 тысячи (золото и серебро пришлось оставить – до повозок их было не донести), и оказалось много необязательных жертв. К месту остановки поезда лошади подойти не могли, и пока одни боевики перетаскивали деньги к дороге, другие вели перестрелку с солдатами. Двое из них были убиты, а остальные ранены. Несмотря на ранения, охрана укрылась в поезде, только расстреляв все патроны. Когда Михаил Кадомцев в полумаске подошел к купе кассиров, солдат, охранявший их, преградил ему дорогу и наставил штык. Отпарировав штык браунингом, выстрелом в горло Кадомцев убил его наповал. Артельщики, хотя и были вооружены, сразу сдались. С нашей стороны потерь не было.
Мячин всегда казался мне подозрительным типом. Считался боевым командиром, храбрецом, а на деле был трусоватым неврастеником. Например, весной 1906 года он сорвал одну экспроприацию на железной дороге, почему-то не сумев остановить поезд [33] . Он плакал потом, просил прощения. Летом командовал нашим отрядом, который охранял лесную массовку. Вдруг бежит с поста и орет на весь лес: «Жандармы!», а сам наутек. Публика разбежалась, побросав шляпки, зонтики, калоши. Оказалось, что мимо случайно проехал городовой или стражник, и все. Мы, собрав все оставленное, спокойно ушли, а имущество потом вернули владельцам.
33
По жандармским сведениям, после этого эпизода одной из революционных кличек К. Мячина стала «Тормоз».