Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова

Бурденков Е.

В районных сберкассах часто случались растраты и хищения. Мы ввели строжайшую проверку вновь принимаемых сотрудников, особенно кассиров. Но не всегда этот «заслон» срабатывал. Помню, в одну из челябинских сберкасс кассиром устроился некий гражданин, всегда работавший в кепке. Документы у него были в порядке, и эта странность поначалу не вызвала подозрений. Но спустя какое-то время кассир исчез, а вместе с ним 10 тысяч рублей и облигации на крупную сумму. Понятно, начальник сберкассы заявил о пропаже в милицию и в НКВД. Вскоре его вызывают и просят опознать совершенно обритого человека, а потом его же, но уже в кепке и в гриме – с накладными волосами, усами и бородой. И только во втором случае начальник сберкассы узнал своего беглого кассира.

За время моей работы начальником управления мы навели основательный порядок, и растрат стало намного меньше. Поэтому, уходя из сберкассы в 1934 году, я мог со спокойной совестью

сказать, что поработал много и результативно. Меня не хотели отпускать, в Москве считали «энтузиастом» сберегательного дела, поскольку я не только работал практически, но и часто писал по этим вопросам в центральных и областных газетах. Однако вновь подвело здоровье, и в 1934 году после очередной тяжелой операции я был вынужден уйти. Моим новым местом работы стал свердловский областной коммунальный банк – «комбанк». Обком настаивал, чтобы я занял кресло его управляющего, но для такой ответственной работы я все еще слишком плохо себя чувствовал и согласился на место заместителя управляющего.

Домашние проблемы усугубили дело. Осенью 1933 года у жены обнаружился туберкулез позвоночника и она слегла на десять месяцев. Совершенно ослепла мать. Чтобы ухаживать за ними и за тремя детьми – а им тогда было от 7 до 12 лет – пришлось нанять домработницу, и это при моей зарплате в 500 рублей! Хотя мне удавалось кое-что экономить из командировочных, чтобы прокормиться, приходилось распродавать одежду и вообще все, что можно было продать. Помню, Петр Петрович Ермаков, секретарь нашего Общества старых большевиков, случайно узнав о моем бедственном положении, сначала отругал меня за молчание, а потом выдал чек на 400 рублей. Это оказалось очень кстати – в тот момент денег в семье не было совсем.

В комбанк я перешел в разгар борьбы с вредителями и диверсантами. В качестве примера их деятельности приведу ситуацию со строительством школ, которая сложилась в Свердловской области в 1936 году. Всего к началу учебного года в области планировалось возвести примерно 80 школ – 30 в городе и около 50-ти в области. Чтобы сорвать эти планы, вредители, засевшие в обкоме партии и в облисполкоме, всячески затягивали дело – то не давали стройматериалы или деньги из бюджета, то браковали смету или проект, то перебрасывали рабочих на «более ответственные» стройки. В письме нашему старому знакомому, председателю Совнаркома РСФСР Сулимову мы с управляющим комбанка Матюшиным, описав ход школьного строительства, прямо заявили о вредительстве и просили его вмешаться. Но вместо этого Сулимов переправил наше письмо Кабакову, махровому врагу партии и советского государства. Тот вызвал нас обоих на президиум облисполкома, на котором нас всячески ругали и высмеивали, особенно меня, как бывшего подпольщика. С заседания мы вышли как оплеванные. Но своего мы все-таки добились – с тех пор строительство школ стало обеспечиваться всем необходимым и к началу учебного года все они были готовы. Мы, конечно, рисковали головой, идя наперекор вредителям, и я до сих пор удивляюсь, как они оставили нас в живых.

Вообще, это было страшное время, тяжело его вспоминать. Все были как в лихорадке. В самом деле, куда можно было обратиться, если ты обнаруживал вредительство? Даже в обкоме партии и во многих наркоматах, как потом выяснилось, засели враги. Только к самому Сталину, но и его окружали разные Ягоды [141] , да Берии [142] , которые могли тебя арестовать, а то и убить, как в свое время они поступили с Кедровым [143] .

141

Ягода Генрих Григорьевич (1891–1938) – партийный и государственный деятель. Член РСДРП с 1907 г., большевик. В 1917 г. вошел в Военную организацию РСДРП (б), участвовал в октябрьском перевороте в Петрограде. В Гражданскую войну состоял в Высшей военной инспекции РККА на Южном и Восточном фронтах. С 1919 г. член коллегии Наркомата внешней торговли, с 1920 г. – член Президиума ВЧК. С 1924 г. заместитель председателя ОГПУ, с 1935 г. – генеральный комиссар госбезопасности, в 1934–1936 гг. нарком внутренних дел СССР. В 1937 г. арестован, приговорен к расстрелу и в 1938 г. казнен.

142

Берия Лаврентий Павлович (1899–1953) – партийный и государственный деятель. Член РСДРП с 1917 г., большевик. В 1921–1931 гг. работал в органах разведки и контрразведки, заместитель председателя Азербайджанской ЧК, председатель Грузинского и Закавказского ГПУ, представитель ОГПУ в ЗСФСР. С 1931 г. первый секретарь ЦК КП (б) Грузии, одновременно с 1932 г. – Закавказского крайкома

и Тбилисского горкома партии. В 1938–1948 гг. и марте – июне 1953 г. нарком (министр) внутренних дел СССР, в 1941–1946 гг. заместитель Председателя СНК СССР. С 1946 г. заместитель Председателя, а в марте – июне 1953 г. первый заместитель Председателя Совмина СССР. 26 июня 1953 г. снят с постов и арестован. 23 декабря 1953 г. специальным судебным присутствием Верховного суда СССР приговорен к расстрелу и в тот же день расстрелян.

143

Кедров Михаил Сергеевич (1878–1941) – государственный и партийный деятель. Член РСДРП с 1901 г., большевик. После Февральской революции 1917 г. член Военной организации при ЦК РСДРП (б), в 1917–1919 гг. член коллегии Наркомата по военным делам, в 1921–1924 гг. уполномоченный ВЧК по Каспию, председатель Каспийской морской ЧК. В 1924–1937 гг. работал на руководящих должностях в ВСНХ, Наркомздраве, Верховном суде СССР, Госплане СССР. С 1937 г. пенсионер. 16 апреля 1939 г. арестован, оправдан Военной коллегией Верховного суда СССР 9 июля 1941 г., но казнен в декабре того же года по личному указанию Л.П. Берии. Реабилитирован в 1956 г.

Заместителем управляющего комбанка я проработал до конца 1937 года, затем на год стал управляющим, но в конце 1938 года, перенеся две тяжелых операции, ушел на прежнюю должность и оставался на ней до 1940 года. Никаких нареканий по работе не имел. Много времени и сил тратил на общественную работу – в банке руководил кружком по изучению истории партии, кружком пропагандистов при Ленинском райкоме партии, состоял членом его пленума и до 1946 года членом ревизионной комиссии горкома. Кроме того, ко мне на дом приходили учителя по математике, истории и географии. В общем, раньше 3–4 утра ложиться спать удавалось редко.

В заключение скажу несколько слов о работниках нашего банка. Управляющий Матюшин происходил из семьи рабочего Брянских заводов, в прошлом и сам был рабочим. По окончании финансового института был назначен управляющим Нижнє-Тагильского отделения Госбанка. В общем, грамотный, подготовленный, толковый руководитель. Однако был неразборчив в знакомствах и равнодушен к общественной работе. В 1937 году его даже на год исключали из партии за связь с врагами народа и понизили в должности – именно в это время управлял банком я. После Матюшин работал в Москве, где и умер.

Отделами нашего банка заведовали Шеин, Ваулин, Коновалов, Петров, Кудряшов и другие крупные банковские деятели. Они продолжают работать и сейчас, причем Кудряшов вот уже 15 лет служит управляющим, а трое других, Ваулин, Петров и Коновалов, награждены орденами Ленина за 30-летнюю безупречную работу в банковской системе. Мы взяли на работу в банк и обучили много молодежи – Коныпина, который потом стал управляющим Свердловским торговым банком, Алабушева – ныне заведующего отделом банка; другие выросли до старших бухгалтеров, заведующих группами. Не удивительно, что в центральном аппарате комбанка наш считался одним из лучших.

В январе 1940 года Свердловский обком партии сменил весь состав областного отдела искусств, для наведения финансового порядка в котором пригласили меня. С собой на новое место я взял Якова Марковича Иофе, одного из самых строгих своих инспекторов. С ним-то мы и начали наводить порядок в свердловских театрах, в первую очередь, – в областных. Работа предстояла немалая – в театральном финансовом хозяйстве было много приписок, неразберихи. Так, в большинстве театров нагрузка артистов составляла всего 40–50 %. Отдельные артисты могли месяцами не выходить на сцену, все это время продолжая получать высокую зарплату – как, например, актриса Токарева из Свердловского драматического театра [144] . Я даже поднял вопрос о ней в обкоме, но дирекция театра заявила, что Токарева незаменима в роли горьковской «Матери», и вопрос так и остался открытым.

144

Токарева Мария Александровна (1894–1964) – народная артистка РСФСР (1950), в 1931–1950 гг. актриса Свердловского, затем Ярославского драматических театров.

Очень кропотливой и ответственной работой стала перетарификация актерского состава и финансовые ревизии театров. Особенно осложняли дело непомерные амбиции самих актеров. Любой рядовой актер в душе считал себя, как минимум, очень способным, действительно способный – большим талантом, а сколько-нибудь талантливый – непременно гением сцены. Иофе установил, что «гении» не только получают тысяч по пять рублей в месяц, но и остаются должны своим театрам крупные суммы – до 10 тысяч рублей и даже больше. С этим мы повели упорную борьбу и в течение 1940 года всю задолженность такого рода ликвидировали.