Большевики
Шрифт:
Наконец, Борин, обнимая ее одной рукою, повернулся вместе с нею к выходу и сказал: «Это, товарищ начальник, моя жена».
Но в землянке, кроме них, никого не было.
Вечером в Фениной землянке устроили заседание штаба военно-революционного отряда, как окрестил отряд Михеев. В землянке битком набилось народу. Перед открытием собрания Фролов внес внеочередное предложение:
— Товарищи, — сказал он, — во всем правилам военного дела следует создать ясность в отношениях между командирами. Между нами, конечно, никаких разговоров на этот
Борин кивком головы объявил заседание открытым. Слово дал Арону. Арон в нескольких словах изложил содержание принятых утром решений. Обрисовал моральное состояние отряда. Посыпались возражения. Первым возражал командир батальона.
— Продовольствия хватит даже на месяц, а если не хватит, сумеем достать. Но в бой вступать сейчас безрассудно. Нужно выжидать. Нужно увеличить отряд до нескольких тысяч. Нужно перебросить к местечку батарею. Необходимо в первую очередь связаться с армией и с городом. Самостоятельно выступать рискованно. А дисциплину я берусь восстановить. Нужно только будет крестьян отделить от красноармейцев. Это можно устроить.
Федор говорил почти то же самое, но предлагал все же маленькие налеты на врага устраивать. Добывать оружие, сеять в тылу панику.
С этими предложениями все согласились. Перешли к вопросу, кому отправляться в город. Феня стала настаивать, чтобы разрешили ей. Борин молчал, хотя было видно, как он взволновался. Возражал Арон.
— Она больна, — говорил он. — И к тому же она женщина, стало быть, для этой работы непригодна.
Слушая возражения Арона, все смеялись, особенно Фролов. Но все же кандидатуру Фени отвели.
Встал Борин и предложил две кандидатуры: свою и Федора:
— Нужно все же сознаться, что эта работа для нас будет легче, чем для всех остальных. Каждый из вас знает, что мы работали в ЧК. Почти во всех частях и организациях города у нас есть, вернее были, но мы думаем и теперь остались живы — секретные сотрудники. Федор большинство из них знает в лицо. Знает их адреса. Он поэтому будет незаменим в городе. Что касается меня, то я должен буду завязать связь с подпольем. Я уверен, что оно там есть. Подытожу настроение врагов и рабочих и, если будет возможно, установлю время и формы совместных выступлений.
Против кандидатуры Федора никто не спорил. И Федор, улыбаясь, сидел, быстро кивая головою — «молодцы, мол, ребята».
Борину же делал отвод Аром.
— Борин устал, его смогут заменить — ну хотя бы я. Надо беречь товарища. Он здесь нужнее…
— Что-то
На этом вопросе собрание закрыли и разошлись.
У входа Михеева остановил председатель.
— Ребята поймали комиссара…
— Какого комиссара? — спросил подоспевший Арон.
— Что хлеб отбирал.
— Продовольственного?
— Вот-вот.
— Давай-ка его сюда, мерзавца.
— Да он уже мертвый… Ребята его убили… Так что совсем потроха наружу.
— Выругай их хорошенько, председатель. Чтобы другой раз самочинно не убивали. Мы бы над ним здесь суд устроили.
— А чего там… Вор был человек… Не жалко… Потом десять микитинских пришли. Принимать, что ли? — с ружьями.
— Да, принимай. А теперь, председатель, вот что вот твой новый начальник — Арон указал председателю на командира 6аталиона.
— А ты куда же?
— А я получил повышение во службе, — пошутил Арон.
— Ага. Того! — председатель лукаво подмигнул Арону.
Лунная летняя ночь, сияющая тысячами звезд, насыщенная ароматной влажной зеленью, спустилась над поляной. Среди деревьев сверкали сотни костров, кое-где слышались хоровые песни.
Борин и Феня находились одни в полутемной землянке. Тетка Марья ушла спать к соседке.
В землянке было тепло, в воздухе еще пахло табачным дымом.
Борин полулежал, склонившись на грудь к Фене. Она гладила его волосы, бороду, целовала его лицо.
— Ты бы мог не пойти, — тихо говорила она. — Петенька, милый! Тебя могли бы заменить друзья…
— Нет, не могли бы. И потом — почему другие, почему не я?
— Петенька. Я понимаю, что во мне сейчас говорит женщина — но… я хочу быть с тобою Я истосковалась по тебе. Несколько дней ты мог бы побыть со мною.
Борин не отвечал.
— У тебя так стучит сердце — ты здорова?
— О, да… Мне просто больно за тебя… За нашу любовью.
— Ничего, Феничка… Еще немного успехов — мы соединимся с армией и тогда мы будем все время вместе работать. Ведь ты же не уйдешь от меня снова? Нет?..
— Ведь только хочется тебя видеть. Знать, что ты здоров.
Наступила тишина.
— Я была дурочкой. Мне все казалось, что если мы будем вместе, то я у тебя отниму много времени… Но вот теперь я понимаю, несколько дней назад поняла, что это у меня — интеллигентщина…
— Нет, Феничка. Это у тебя еще старое. У тебя есть привычка мысли и чувства подгонять под голые принципы… Полная свобода… Независимость… И ты невольно заставляешь себя думать, что и я так рассуждаю. Ну, ну, не возражай — моя любимая… — Борин прислонился щекою к ее лицу и почувствовал на щеках капли слез.
— Феничка, оставь. Ну, о чем плачешь…
— Меня так тянет жизнь вдвоем теперь… Вот теперь, когда ты такой близкий и такой далекий. Хочется эгоистично взять тебя, не пустить никуда, побыть так вместе… или пойти теперь же вместе в дорогу… Но почему мне нельзя пойти?