Большие бульвары
Шрифт:
– Хочешь кофе? Ты хорошо выглядишь, вся разрумянилась!
– Думаю, не выпить ли чего покрепче… У меня был нервный день.
– Тогда добро пожаловать в клуб! Ты видишь перед собой человека, которого может спасти только несколько капель алкоголя!
У Саши день тоже выдался неудачным: хозяин «Делавиль» отказался включить выступление его музыкальной группы в программу концерта. Саша исходил все бульвары из конца в конец, но ни «Жимназ», ни «Парадиз», ни «Делавиль», ни «Хард Рок Кафе», ни «Барамунди» на улице Тэбу, ни «Силенсио», ни «О’Салливэн», ни «Кафе
– Но почему ты ищешь только в этом квартале? – спросила Дория.
Он расплылся в широкой улыбке:
– Ради истории! На своем концерте в зале «Олимпия» я хочу сказать: «Для меня все началось здесь, на Больших бульварах».
Дория с растроганной, но недоверчивой улыбкой покачала головой:
– А с Каримом ты после того случая разговаривал?
– Он ничего и слышать не хочет. Да и к тому же утверждает, что видел, как я забрасывал его посетителей арахисом на прошлой неделе. А я ничего не делал! Просто смотрел!
Теперь день казался Дории не таким уж неудачным. Иногда достаточно бокала красного вина и бархатного взгляда, чтобы рассеять весь негатив сегодняшнего утра. Она так увлеклась разговором, что едва дотронулась до своего бокала. Дории было важно поделиться своими тревогами с тем, кто способен понять, что она переживает.
– Чем ты занимаешься, чтобы заработать на жизнь? – спросила она у Саши.
– Работаю звукорежиссером в студии. Но это ненадолго. Скоро я стану самым знаменитым во Франции рок-певцом. А у тебя какая мечта?
– Зарабатывать на жизнь своей профессией… и больше никогда не сниматься в рекламе!
Лицо будущей рок-звезды разочарованно вытянулось, но он ничего не сказал. Саша положил на стол банкноту в десять евро и встал:
– Идем, я тебе кое-что покажу.
Разумеется, Дория пошла с ним – кто бы устоял перед этой белозубой улыбкой? Саша, держа Дорию за руку, вошел в театр «Жимназ», находящийся рядом с «Делавилем», но, вместо того чтобы направиться в зал, свернул налево и толкнул небольшую дверь, которая вела на узкую лестницу с пыльными темно-красными обоями на стенах. Дория воспользовалась этим, чтобы полюбоваться его ягодицами, безукоризненную форму которых выгодно подчеркивали узкие джинсы. Поднявшись на верхнюю площадку, он обернулся, и Дория почувствовала, что краснеет, как сексуально озабоченная девчонка-подросток. Широким жестом он пригласил ее следовать за ним:
– Вот прежнее фойе театра! В XIX веке зрители во время антракта выходили сюда, чтобы показать себя при ярком свете.
Они вошли в просторный зал в стиле рококо, где с высоких потолков, украшенных лепниной и фресками, свисали роскошные бронзовые люстры. Стены были увешаны зеркалами в резных рамах, отражавшими застекленные двери. Саша открыл одну из них, и они оказались на террасе. Внизу бульвар Бон-Нувель шумел транспортом и мелькал пестрой толпой. Перед ними возвышался купол «Гранд-Рекс» с его завитками в стиле ар-деко.
– Здесь
– Это можно будет устроить, – прошептал Саша и коснулся губами ее губ.
Сердце Дории забилось. Она закрыла глаза, готовая растаять в его объятьях, ожидая нового, более страстного поцелуя. Но на своих приоткрытых губах она почувствовала лишь ветерок.
– Пойдем? – Саша уже шел к двери.
В его глазах она заметила огонек – золотистый, лукавый и нежный. Дория последовала за ним, чувствуя себя и на седьмом небе, и одновременно очень, очень обделенной.
18
Каждый ушел в собственные мысли, и ваза с фисташками незаметно опустела
Макс приготовил виски и фисташки, но, вопреки своему обыкновению, он не улыбался. Укутавшись в свою толстую шерстяную кофту, бледный и серьезный, он молча пил, пока Дория весело рассказывала о том, как обнаружила старое фойе театра «Жимназ». Видя, что реакции от него не добиться, она повернулась к Симону, чтобы спросить, как у него прошел день.
– Нормально, без новостей. – Симон, похоже, думал о чем-то своем.
Макс потянулся к столику, чтобы налить себе еще:
– Мне сегодня пришло заказное письмо.
У Дории мурашки побежали по спине. Наверное, банк опять прислал ей уведомление об уплате долга, а Макс его прочел. Покраснев от стыда, она повернулась к отцу. Он открыл конверт, развернул письмо на бланке Генерального банка и прочел вслух:
– «В настоящее время Вы занимаете квартиру, являющуюся собственностью Генерального банка, которую Вы арендуете у нас по адресу 19-бис, бульвар Монмартр, 75002 Париж. Подписанный нами договор аренды закончится 30 июня 2012 года. Информируем Вас, что с этой даты мы не возобновляем договор аренды этой квартиры в связи с ее предстоящей продажей…»
Первым чувством Дории было безграничное облегчение. Это не она виновата в том, что у Макса сегодня такой похоронный вид, и ей не придется выслушивать его нотации. Второй ее реакцией была попытка понять, что происходит на самом деле.
– Они хотят выставить нас на улицу? – уточнил Симон.
– Через полгода. – Макс сложил письмо и засунул его в карман.
– О, боже. Я наконец поняла, – кивнула Дория.
– Я решил бороться, – заявил Макс. – Хоть шансов у меня и нет, не хочу сдаваться без боя.
– Другие жильцы тоже получили такие письма? – спросил Симон.
– Да. Генеральный банк решил продать особняк в розницу. Это касается всех жильцов. Для кого срок короче, для кого длиннее, в зависимости от даты заключения договора аренды. Похоже, мы будем первыми, наш контракт истекает через шесть месяцев. Последней будет госпожа Дакен, живущая на четвертом этаже. Она въехала в сентябре прошлого года и может жить спокойно еще два года.
– Два года! Повезло ей! – Симон уже не мог сдерживать свои эмоции.