Большие бульвары
Шрифт:
Дория отложила письма с бьющимся сердцем. Тысяча пятьсот евро! За какие-то несчастные четыреста евро перерасхода…
Дория начала нервно прибираться в комнате, мысленно отшлифовывая реплики, которыми она собиралась наградить банкира: «Ваша система – машина для загребания штрафов», «Ваши капиталы складываются из отчислений с тысяч таких мелких счетов, как у меня», «Перерасход бывает у каждого пятого француза», «Прогнило что-то в финансовом королевстве» и так далее.
Она злобно взбила подушки, которыми отец украсил кровать для придания ей сходства с диваном, засунула свои сапожки в нижнее отделение шкафа, которое он освободил, чтобы было больше свободного места для ее вещей. Внезапно сложившаяся
Дория была актрисой. Актрисой совершенно безвестной и при этом выбившейся из сил. Ее драматический талант пока мог проявиться всего лишь в нескольких телефильмах и многочисленных рекламных роликах. Ее агент Жослин Дюбуа должна была находить ей настоящие, серьезные роли, но чаще всего предлагала лишь рекламу всяких унылых товаров, маргарина например. Тем не менее эти съемки приносили Дории основную часть ее доходов.
Чтобы как-то себя отрекламировать, она придумала концепцию юмористических видеороликов под названием «Бизз-базз». Это был веселый тележурнал, в котором Дория и Беттина сообщали исключительно о необычных новостях: о рождении близняшек с разным цветом кожи (одна белая, другая негритянка), о прыжке в воду девушки-инвалида в кресле с двумя электродвигателями и поплавками, об изобретение спрея, позволяющего ощутить опьянение на несколько секунд…
Они тратили массу времени на поиск информации, сочинение текстов, на то, чтобы загримироваться, снять, смонтировать и выложить видео онлайн на их канал в Ютьюбе и на страницу в Фейсбуке, а также разбросать ссылки по всем доступным социальным сетям. Их относительный успех пока еще не привлек внимания кинопродюсеров и телевизионщиков, но они не расставались с надеждой когда-нибудь достичь своей цели.
Остальное время, то есть большинство вечеров, Дория проводила в барах, концертных залах, клубах. Ночь окрыляла ее, глаза, казалось, начинали видеть в темноте. Вот почему ее называли кто совой, а кто и ночной пташкой.
А пока Дория была должна своему банку почти две тысячи евро. Она накинула куртку и отправилась к своему агенту.
11
Признаться, ты тоже особым спросом не пользуешься…
Агентство «Рашель» занимало помещение на втором этаже ветхого особняка на бульваре Бон-Нувель, рядом с театром «Жимназ». Агентство было названо в честь прославившейся в XIX веке актрисы Рашель, которая впервые вышла на сцену в театре «Жимназ» в январе 1837 года в возрасте шестнадцати лет. У нее был короткий роман с Альфредом де Мюссе, который написал о ней: «То было невежественное создание, живущее инстинктом, настоящая принцесса цыганского племени – щепотка пепла, в которой тлела священная искра». Эти несколько строк красовались на визитных карточках, рекламных буклетах, а также всех бланках агентства «Рашель», включая и контракты.
Директриса агентства, как говорили, была твердо убеждена, что в каждой из «лошадок», на которых она сделала ставку, горела эта «священная искра». Дория так и не смогла уточнить, распространяется ли эта уверенность на нее.
Дория толкнула массивную входную дверь. Помещение агентства, безупречно новое, со свежевыкрашенными
– Как так вышло, что у меня уже несколько месяцев нет работы? – с места в карьер осведомилась Дория.
– Но, Дуду, а как же реклама маргарина «Дельсоль»? Ты ведь сама отказалась от нее на прошлой неделе!
– Я имею в виду настоящие роли!
Джосс сняла очки в темной роговой оправе, которые закрывали ей почти все лицо, и устало потерла веки кончиками пальцев. Дория прекрасно знала, что ее столь ранимый вид обманчив. Она скрестила руки на груди, показывая всей своей позой, что ждет объяснений. Агент тяжело вздохнула, заранее утомленная одной только мыслью о том, что снова придется объяснять очевидное.
– Найти работу актеру сейчас сложно, как никогда… Никто больше не хочет рисковать. Все предпочитают статусную актрису неизвестной.
– Твоя работа как раз в том и заключается, чтобы помочь мне стать известной.
– Я стараюсь, Дуду, но телевидение сейчас совсем не то, что было пару лет назад. Телеканалы угождают спонсорам, режиссеры пляшут под дудку телеканалов, заведующие отделами подбора актеров оглядываются на режиссеров, а актеры из кожи лезут вон, чтобы на них обратили внимание.
– Плевать мне на твои объяснения, Джосс, я хочу работать.
– Признаться, ты тоже особым спросом не пользуешься…
Эта фраза была сказана с таким простодушием, что могло показаться, что в ней нет ни грамма предательства. Увы, это было не так. От унижения Дория покраснела. Естественно, на нее нет спроса, раз о ней никто не знает! Она заставила себя сохранять спокойствие.
– В следующий раз, когда тебе расскажут о роли, которая может мне подойти, ты должна настоять, чтобы меня записали на пробу. Покажи мою видеопрограмму «Бизз-базз». Продавай меня!
Джосс возвела глаза небу:
– Ох, Дуду, не учи ученого! Ну ладно, я постараюсь что-нибудь придумать.
– Кстати, я еще не опоздала насчет маргарина? Потому что я подумала и…
– Уже все! Отснято и смонтировано. Поезд ушел.
– Мне действительно нужна работа, срочно.
Джосс поправила очки и забарабанила по клавишам, покачав головой. Ее длинные черные волосы, которые она каждые два месяца выпрямляла у африканского стилиста, грациозными волнами задвигались по плечам. Она пролистала десяток страниц, проверила почту, постукивая по клавишам:
– Может быть, у меня завтра будет для тебя кое-что. Здесь вроде бы актриса в последний момент отказалась от роли, но я пока не уверена…
12
Взгляд, полный самого искреннего презрения
В ванной комнате было невыносимо жарко, и Дория задыхалась в своем черном трико с длинными рукавами и леггинсах. Так и хотелось незаметно вытереть лоб уголком желто-зеленой пелерины: под тесным капюшоном и маской она начала слегка потеть. Лучи прожекторов отражались от белоснежного кафеля. Женщина, сидящая на краю ванны, невозмутимо полировала ногти пилочкой, ее жемчужное ожерелье блестело почти так же ярко, как эмаль раковины. Она разгладила ладонью свою прямую юбку, одновременно следя за тем, чтобы не измять блузку такого же белоснежного цвета, и обратила на Дорию взгляд, полный самого искреннего презрения: