Большие часы

Фиринг Кеннет

— Сегодня его нет, — сказал я. — Зато, может быть, вы пообедаете со мной?

— С удовольствием.

Кажется, для начала мы выпили по стаканчику коньячного коктейля с яблочным соком. Не похоже было, что мы встретились всего второй раз в жизни. Сразу же множество вещей пришло в движение и перемешалось, как будто они всегда были в таком состоянии.

Джордж Страуд-4

Мы просидели в баре «Силвер Лайнинг» около часа. Пообедали, потом Полин пошла звонить по телефону, чтобы сообщить кому-то об изменении своих планов.

Потом мы вместе послушали радиопередачу

«Небесные странники», это была одна из моих любимых программ, но прелесть ее была не в содержании. Мы могли бы прослушать ее где угодно, по любому приемнику. Совершенно независимо от направленности программы я был зачарован работой нового имитатора шумов, который, на мой взгляд, закладывал основы нового стиля радиопередачи. Этот парень мог без слов и музыки поддерживать драматический эффект одними только шумами целых пять минут. Причем слушателям было понятно все, что он хотел изобразить. Это озадачило и заинтересовало Полин, и я сказал ей, что наступит день, когда этот ловкач сможет подготовить программу из одних только шумов на пятнадцать минут, а то и на полчаса, разумеется, без голоса и музыки, драму без слов, и тогда радио поднимется на новую ступень.

После того как Полин еще несколько раз позвонила по телефону, изменяя другие планы, я вспомнил о баре Гила на Третьей авеню. Это был не совсем бар и не совсем ночной клуб; возможно, его следовало бы окрестить «Малый Кони-Айленд» или «Погребок». А может быть, Гил был прав, называя свое заведение «музей».

Я не был в его заведении года два, а в прежние времена Гил затевал с друзьями и завсегдатаями игру, которая раньше казалась мне забавной. Хотя заведение представляло собой не очень опрятный зал, каких много, где можно потанцевать под какой-нибудь оркестрик, в нем была и своя особенность. За стойкой в 30 футов длиной, на полке у задней стены, Гил собрал целую кучу всякого хлама — другого слова не подберешь, — которую называл своим «личным музеем». Гил заявлял, что экспонаты собраны со всего света, среди них можно было найти все что угодно, причем всякая вещица, какова бы она ни была, как-то была связана с его жизнью и делами. Игра заключалась в том, чтобы припереть Гила к стенке по тому или другому пункту.

Мне ни разу это не удалось, хотя я провел немало приятных часов за этой игрой и извел на нее кучу денег. Между тем логика объяснений Гила казалась иногда притянутой за уши, а его россказни не отличались богатством воображения. Ходили слухи, будто всякий раз, как кто-нибудь ловил Гила на отсутствии какого-то экспоната, он отправлялся добывать его эквивалент, дабы не ударить в грязь лицом перед каким-нибудь новичком в этой игре. Более того, его ответы утром и сразу после полудня не шли ни в какое сравнение с результатами, которых он добивался, когда пьянел.

— Все что угодно? — спросила Полин, осматривая коллекцию.

— Все что угодно, — заверил я.

Мы сидели у стойки, где народу было мало, и Полин с легким изумлением взирала на обманчивый набор пустяковин. В задней стене за стойкой, как я знал, было обыкновенное зеркало, перед которым и громоздились эти странные предметы. Сморщенные высушенные головы пресмыкающихся, франки, марки, банкноты конфедератов, штыки, флаги, обломок индейского тотемного столба, самолетный пропеллер, чучела птиц и засушенные бабочки, обломки скал и морские раковины, хирургические инструменты, почтовые марки, старые газеты — повсюду взгляд натыкался на

несовместимость экспонатов и с изумлением продолжал скользить по другим таким же несуразным сочетаниям.

Гил подошел к нам, сияя улыбкой, и я понял, что он в отличной форме. Меня он знал только по внешнему виду. Он кивнул мне, а я сказал:

— Гил, дама хочет с вами сыграть.

— Да, конечно, — как всегда любезно сказал он. (На мой взгляд, ему было лет пятьдесят или пятьдесят пять.) — Что вам показать, мисс?

— Сначала покажите нам парочку виски с содовой и льдом, а дама тем временем подумает.

Он вернулся на место, чтобы выполнить наш заказ.

— Что только захочу? — спросила Полин. — Даже что-нибудь смешное?

— Мэм, это все личные памятные вещицы Гила. Не хотите же вы сказать, что жизнь человеческая — нечто смешное?

— А какое отношение он мог иметь, скажем, к убийству Авраама Линкольна?

Она смотрела на заголовок пожелтевшей под стеклом газеты, сообщавший об этом событии. Конечно, когда-то и я этому удивился и теперь мог пояснить ей:

— Газета досталась ему в наследство: его дедушка набирал заголовок, когда работал у Хораса Грили. Это очень просто, — добавил я. — Только не требуйте женский головной убор. У него тут есть шляпка без полей, принадлежавшая Клеопатре, и с полдюжины побитых молью реликвий, которые могут сойти за все что угодно.

Гил пододвинул к нам бокалы и улыбнулся Полин своей профессиональной улыбкой.

— Я хочу видеть паровой каток, — сказала она.

Гил еще больше просиял и пошел вдоль стойки, затем вернулся с черным покоробленным металлическим цилиндром, который однажды, как я припоминаю, сошел за подзорную трубу Христофора Колумба, что подтвердили туземцы Карибских островов, от которых Гил и получил эту вещь.

— Я не могу показать вам целый паровой каток, мэм, — сказал он. — Ясно, у меня здесь не хватило бы места. Когда-нибудь переберусь в зал побольше, тогда и расширю свой личный музей. Но это предохранительный клапан от парового катка, вот что это такое. Пожалуйста, — пододвинул он к ней железяку. — Это весьма хитроумное устройство. Посмотрите сами.

Полин взяла цилиндр, но разглядывать его не стала.

— И это экспонат вашего личного музея?

— В последний раз он укатывал мостовую на Третьей авеню, — заверил ее Гил, — и взорвался как раз у меня под окнами. Предохранительный клапан, тот самый, что у вас в руках, влетел в окно, как снаряд. Зацепил меня. Собственно говоря, оставил шрам. Взгляните. — (Знал я и этот шрам. Он был одним из козырей Гила.) — Предохранительный клапан испортился, в чем вы сами можете убедиться. Ну, раз уж он залетел сюда, я его и оставил у того места в стене, куда он ударил. Самый серьезный случай из тех, когда я был на волосок от смерти.

— Я тоже, — сказал я. — Я вот тут же и стоял, когда это случилось. Чего вы выпьете, Гил?

— А, неважно.

Гил повернулся и честно налил себе порцию, свой законный выигрыш. Мы подняли бокалы, и Гил ловко запрокинул свою большую седую голову. Потом отошел в другой конец стойки, где какой-то новичок желал увидеть розового слона.

Гил терпеливо показал ему розового слона и учтиво объяснил, какую роль тот сыграл в его жизни.

— Музей мне понравился, — сказала Полин. — Но Гилу, должно быть, временами становится страшно. Он все видел, все испытал, бывал повсюду, знал всех. Что ему осталось в жизни?